Когда однажды вечером вдруг началось странное мерцание воздуха, я сидел дома с бутылкой виски.
Я как раз собирался встать и выключить свет, так как мне не хотелось видеть Лорну, а она повадилась вваливаться ко мне без предупреждения, если я долго не показывался в пивной, где она работала.
Лорна Максвелл прицепилась ко мне как пиявка, со всей назойливостью, свойственной ее куриным мозгам. Я не видел способа отделаться от нее, разве что пристукнуть. Лорна все решила очень просто: вот ее шанс, многообещающий молодой актер Эдди Бертон, имеющий за плечами три бродвейских спектакля, прошедших на «ура», и хорошую роль в новой постановке, от которой критики заранее в восторге. Чего еще ждать!
Она-то, третьеразрядная молодая певичка из бара, не имеющая никаких шансов. Не спрашивайте, как мы познакомились или как она меня подцепила. Я легко попадаюсь на крючок. Дети, звери и люди типа Лорны чувствуют таких, как я, сразу.
В ее взбалмошной головке засела мысль, что стоит мне замолвить словечко, как она займет место рядом со мной, и ее ждет успех, обожание газетных репортеров, и что лишь эгоизм мешает мне шепнуть это волшебное слово кому-то из власть предержащих, чтобы превратить очередную Золушку в принцессу. Доводы рассудка на нее не действовали. Поэтому самое простое, что я мог сделать, когда был дома один, это выключить свет и не подходить к дверям.
В воздухе опять появилось странное мерцание. Я прищурился и тряхнул головой: это начинало меня тревожить. Дело было не в виски. Мерцание всегда происходило только в моей квартире и только тогда, когда я смотрю именно на эту стену.
Ничем не примечательная стена. На ней висела картина Анри Руссо «Спящий цыган» — вещь, оставленная мне в наследство вместе с квартирой дядюшкой Джимом. Я изо всех сил старался сосредоточиться на зеленовато-синем небе, развевающейся гриве льва и полосатой одежде смуглого человека, лежащего на песке. Но как всегда в такие моменты увидел только размытое пятно. Затем я подумал, что, наверное, все-таки напился, потому что оттуда, из-за пятна, до меня стали доноситься какие-то звуки, похожие на рев. Конечно, это мог быть голос льва, но лев уже совсем исчез, и мне чудилось, что передо мной колышется сияющий радужно-красный купол.
Я закрыл глаза, стиснув веки. Может, я схожу с ума?
Дядюшка Джим оставил мне квартиру по завещанию. За нее сразу же требуется выложить баснословную сумму, а затем платить всю жизнь — и можете называть эту квартиру своей. Сам я ни за что не ввязался бы в такое предприятие, но дядюшка Джим — другое дело. Впрочем, приятно иметь берлогу, откуда домовладельцы не могут тебя выставить, даже если кто-то предлагает им большие деньги.
