Ральф светловолос, у него сухая и гладкая бледная кожа, сливающаяся по цвету с волосами, тогда как Сай очень смуглый, с широкими порами на лице и большим количеством волос на груди (но не буйными зарослями, просто достаточным количеством темных волос, говорящих о мужественности обладателя).
Я разломила палочки и поиграла с солонкой, высыпав небольшую белую дорожку на скатерть, одновременно одаряя Сая многозначительным взглядом из-под ресниц, пока мне не пришло в голову, что я веду себя вызывающе. На столе перед нами стояло большое блюдо с соевыми бобами, сбрызнутыми кунжутным маслом, и пиво.
Мы говорили — Бог знает почему — об изменениях в Ноттинг-Хилле, и я рассказывала, что все полезные магазины закрылись и вместо них появились бутики и бары, продающие несъедобные сандвичи и сладости.
— Я хочу сказать, в старые времена только на этой улице были магазин игрушек, химчистка, хозяйственный магазин, цветочная лавка в двух шагах от моего дома, — говорила я, высасывая зерно из стручка. — А теперь, только подумай, тут по крайней мере четыре итальянских ресторана, два бара, шесть бутиков, продающих одежду по завышенным ценам, и негде починить сломанный тостер или купить подарок на день рождения шестилетнему малышу.
Я хотела донести до Сая мысль, что я не легкомысленная вертихвостка, которая ходит по магазинам, скупая халаты, расшитые кристаллами Сваровски, или джинсы за двести фунтов с искусственными потертостями и дыркой на промежности, — хотя, разумеется, будь у меня деньги, именно такой бы я и была.
— Печальная правда состоит в том, — продолжила я с глубокомысленным видом, — что Ноттинг-Хилл не для людей, которые здесь живут. Ноттинг-Хилл теперь только для туристов. Конец Ноттинг-Хиллу. О, наконец-то! — Принесли две тарелки с кальмарами, от которых у меня уже выработалась зависимость.
— Так почему ты все еще здесь живешь? — спросил Сай удивленно, глядя, как я макаю кольцо кальмара в густой красный соус.
— Потому что, — сказала я, прожевывая, — мне здесь нравится. Я живу здесь всю свою сознательную жизнь. Дети выросли в саду, — я посмотрела на него затуманенными глазами, — это их мир. Кроме того, если мы захотим продать дом, мы не сможем купить ничего приличного за вырученные деньги. Я знаю, что наше жилье стоит недешево, мой муж вызывал оценщика, но дом в приличном районе стоит не меньше миллиона, так что мы ничего не выиграем от переезда. Единственное, что радует, — в этом случае люди перестанут говорить: «Вы можете продать дом и переехать», — как будто бы это решение всех наших проблем и мы остаемся здесь только из глупого упрямства и снобизма. Но я не хочу переезжать, — продолжила я, без всякого смущения занявшись порцией Сая. — Хотя многие наши друзья переехали, у нас здесь осталось достаточно знакомых гораздо обеспеченнее нас.
