– Что ты сделал? – Теперь в его голосе звучало удивление.
– Убрал боль, – пояснил я.
– Ты колдун?
– А ты веришь в колдунов?
– До сих пор не верил, но ты прогнал Люта. Я знаю его давно. Он не привык упускать добычу из рук. И вот сейчас – как ты убрал боль? Это колдовство.
– Нет, просто знания, – покачал я головой. – Как тебя зовут?
– Жданом родители нарекли, – хмуро ответил он.
– Ты сирота, – сказал я. Это был не вопрос – я знал, что так и есть.
– С чего ты взял?
– Ждан – значит долгожданный ребенок. Будь твои родители живы, разве допустили бы они, чтобы ты так жил?
Он вытер рукавом нос и с вызовом посмотрел на меня.
– Мои родители были хорошими.
– Но они – были, – ответил я. – Так ты идешь?
– Ты ведь можешь заколдовать и меня, – насупился он.
– Хорошо, – не стал я спорить, – можешь пока считать это колдовством. Могу, но не хочу.
– А Лют поймет, что ты его облапошил?
– Не знаю, может, да. Но на меня он руку больше не захочет поднять.
– А на меня?
– Не знаю. Пока ты со мной, он тебя не тронет. А потом может отыграться за все.
– Значит, дядя, ты мне и выхода не оставил? – В голосе его прозвучала слишком уж едкая ирония.
– Отчего же? Можешь больше не соваться в те места, которые он считает своими.
– Не пойдет, дядя. Я и сегодня сюда не собирался, да видишь, как кривая вывела.
Я повернулся к нему спиной и пошел прочь. Теперь выбор был за ним. Ждан встал и поплелся следом. Даже спиной я чувствовал все ту же обреченность. Его мысли были мне понятны. Убежать он уже не надеялся, как и справиться с человеком, обладающим моими способностями. Так ли это должно быть? В свое время некто, называвший себя Экспериментатор, точно так же повернулся спиной к одному бродяге, и бродяга тоже поплелся за ним, кляня судьбу. Этим бродягой был я, хоть, честно признаться, промышлял не воровством, а разбоем. Словом, как и Ждану, гордиться в прошлом мне было нечем.
Рыночная площадь опять приняла нас в свои шумные объятия. Мой новый знакомый слегка приободрился, когда наш золотой был потрачен на то, чтобы купить ему добротный шерстяной плащ и новые сапоги. Его стоптанные башмаки, подошва которых давно просила есть и уже не подлежала никакой починке, тут же отправились в мусорную кучу.
На остаток денег я приобрел немного вяленого мяса, несколько луковиц и три большие морковки, десяток крупных картофелин и горячий каравай ржаного хлеба. Скудный запас. По воровской привычке Ждан рыскал глазами по толпе, а один раз мне даже пришлось взять его за руку, которой он потянулся уже к кошельку толстого и, судя по одежде, весьма зажиточного горожанина.
