Но это еще не главное совпадение.
Как вы, конечно, помните, клеветнический слух о сумасшествии Чацкого первой пустила Софья. Женщина, которую он любил, от которой был без ума, которую мечтал сделать своей женой.
Слух о сумасшествии Байрона распространила леди Байрон, жена поэта.
Байрон, разумеется, не читал комедии Грибоедова. Но, как видите, если бы он читал ее, у него были бы кое-какие основания сказать: «Чацкий — это я!..»
Во всяком случае, оснований для этого у него было бы никак не меньше, чем у Татьяны Кузминской считать себя Наташей Ростовой.
А теперь обратимся ко второму кандидату на эту роль. Он тоже поэт. Правда, не такой знаменитый, как Байрон, но имя его вам, наверное, известно: Вильгельм Кюхельбекер. Да, да, тот самый. Кюхля. Лицейский товарищ Пушкина, один из тех, кто выйдет впоследствии со своими друзьями на Сенатскую площадь и закончит свои дни в сибирской ссылке.
Кюхельбекер был другом Грибоедова. Незадолго до того, как Грибоедов начал писать свою комедию, Кюхельбекер вернулся из Европы в Россию, точь-в-точь как и герой «Горя от ума» Чацкий.
И, главное, вернулся при следующих обстоятельствах.
Кюхельбекер был беден, путешествовать по Европе ему было не на что, и поехал он туда, будучи секретарем богатого вельможи Нарышкина, который заинтересовался этим «забавным чудаком» и решил ему благодетельствовать. Однако благоволения хватило вельможе ненадолго.
Находясь в Париже, Кюхельбекер прочитал в тамошнем «Атенее» (Академическом обществе наук и искусств) лекции, отличавшиеся отчаянно вольнолюбивым духом. О том, что из этого вышло, рассказал в своем письме директор Царскосельского лицея Егор Антонович Энгельгардт:
«...Черт его дернул забраться в политику и либеральные идеи, на коих он рехнулся, запорол чепуху, так что Нарышкин его, от себя прогнал, а наш посланник запретил читать и наконец выслал его из Парижа. Что из него будет, бог знает, но если с ним что-нибудь сделают, то будет грех. Он свихнулся и более ничего...»
Вот как была оценена прямота, с какой Кюхельбекер вы сказал свои «либеральные идеи»: «рехнулся», «свихнулся». Совсем так же, как оценили прямоту Чацкого фамусовские гости.
Тогда-то высланный из Парижа Кюхельбекер и вернулся в Россию — через Кавказ, где, кстати сказать, повстречался со своим другом Грибоедовым. Так что Грибоедов получил эту историю, как говорится, из первых рук.
Неудивительно, что современники упорно сравнивали Кюхлю с Чацким.
Вы, конечно, помните знаменитый монолог Чацкого «А судьи кто?»:
