Воспоминания корниловца: 1914-1934 | страница 83
Первую ночь я провел у самых дверей. В 11 часов ночи на допрос вызвали подпоручика, одного из «заговорщиков». Я понял, почему народ в подвалах не спал. Из соседнего помещения простучали: «Взяли полковника».
— Через час услышим.
Все молчали. Время тянулось медленно. Все чего-то ждали. Наконец где-то заработал мотор, и чье-то опытное ухо уловило в его шуме четыре глухих выстрела.
— Крышка, — сказал кто-то.
— Теперь можно спать, — сказал другой.
Я передвинулся на место расстрелянного и оказался рядом со стариком-полковником, никогда в войне не участвовавшим. Он весь день тихо молился, а к вечеру начал собирать вещи. Их у него было по пальцам перечесть. Мы снова погрузились во тьму. Началось ожидание. Сначала мы пением и рассказами пытались заглушить тревогу. Пение зависело от милости китайцев, несущих охрану. Не понравилось китайцу наше пение — он щелкает затвором и направляет на нас винтовку, издавая непонятные звуки.
К десяти часам разговоры прекращаются, и начинается давящее грудь ожидание. Мне приходит мысль: «Вот бы Метерлинка сюда к нам на курсы усовершенствования для изучения всякого рода мистики! Сразу бы почва нашлась под ногами».
Полночь. У китайцев смена. Ожидаем каждую минуту. Топот сапог в коридоре:
— Полковник К., выходи на допрос!
Свет от фонаря падает на его дрожащие руки и на лицо, застывшую печальную улыбку, полузакрытые глаза.
Через полчаса он вернулся. Никто ничего не спрашивает. Ждут — начнет собирать вещи или нет. Старик стал возиться с корзинкой, взял чайник. Кто-то зажег спичку, чтобы ему посветить. Спички вспыхивали одна за другой, их слабый свет на миг освещал повернутые в сторону полковника лица и его самого, сгорбившегося над своими вещами. Кто-то не выдержал:
— Ну что, полковник?
— Как что? — тихо, дрожащим голосом ответил старик. — Известно что… — Он долго искал крышку от чайника. Как же, чайник без крышки! Ведь это не просто жестяная кругляшка. Это продление жизни на несколько минут.
— Прощайте, братцы! — И он засеменил к выходу. За дверью еще долго были слышны его шаркающие шаги и топот сапог.
— Ждать долго не придется, сейчас зашумит.
Вскоре заработал мотор. Я лег на место полковника подальше от дверей и закутался в шинель. Гул мотора глухо отдавался по земле. Выстрелов я не слыхал.
— Готово! — сказал кто-то, кто расслышал.
Сквозь дверь, открытую в соседнюю камеру, где было окно, забрезжил свет. Значит, день. Оправляться сопровождает китаец. В камере предупреждают: