– И зачем мне всё это?
– А затем, что со всеми этими отказами на руках… – Семён помотал головой, – В лапах, понятно… Ты сможешь обратиться уже в другую инстанцию. То есть туда. – он многозначительно потыкал пальцем вверх.
– И?
– И там уже всё зависит только от тебя. Сумеешь ему понравиться – выпишет он тебе права. Указом. А может и ещё что перепадёт…
– Думаешь, получится?
– Некая вероятность есть. Определенно.
– Тогда чего мы ждём? – Кот перемахнул опять на стол и встал во весь рост, нервно помахивая хвостом. – Пиши!
Он подошёл к Семёну вплотную и заглянул ему прямо в глаза.
– А там… Там сочтёмся.
* * *
– ...Итак, мы начинаем нашу программу "Большая мойка"! В студии я, Амалия Дельфинова, и сегодняшний наш гость – новый пресс-секретарь нашего президента! Встречайте! Попрошу аплодисменты, пожалуйста.
Плотно обсевшие зал клакеры вышколенно зааплодировали, камера переехала на «гостевое» кресло. В кресле вальяжно расположился пресс-секретарь. Его вид был исполнен величия и грации, белоснежная манишка сверкала на тёмно-сером с синим отливом фоне, прищуренные глаза смотрели с хитринкой, лукавинкой.
– Сограждане! – начал Кузьма Терентьевич. – Дорогие россияне!
Взмахнул хвостом и веско мяукнул…
Одно утро Алехана Григорьевича
Провинциалы относятся к столице по-разному. Одни, безнадёжно завязшие на своих приравненных к отдалённым территориях, завистливо поглядывают исподлобья, втихомолку прикидывая, как бы это оседлать зелёную лошадь подлиннее да и махнуть с шашкой наголо освобождать неправедно захваченную ворогом колбасу. Другие, по своим и чужим головам выбившиеся «в люди», порвав по пути немало глоток и грелок, по-шерханьи насторожённо высматривают молодую шпану, жаждущую стереть с лица и беззаконно попользоваться добычей. Третьи взирают прозрачно и безмятежно: ну Москва и Москва, что такого?
Алехан Григорьевич Орловский в число тех, других и третьих не входит. У него к этому городу совершенно особенное чувство: Москва для Алехана Григорьевича – подарок судьбы, награда, заслуженная – и всё равно нежданная. Она и сама постоянно одаряет его – новыми видами, событиями, настроениями. Каждый прожитый день – уже драгоценный дар, наполняющий душу радостью и восхищением. Особенно теперь, когда Орловский снова может позволить себе это скромное, но такое утончённое удовольствие: просто пройтись пешком ранним утром от дома до работы.
Ранним утром, да.
А что на лице восторга не заметно, так это и к лучшему. Не в его положении выглядеть наивным юнцом из глубинки, покорённым и очарованным столицей. Тем более вовсе и не юнцом. Меньше этого Алехана Григорьевича устраивает разве что романтический образ огнеглазого байроновского персонажа в развевающемся на ветру чёрном плаще с кровавым подбоем.
