— Неужели ты не понимаешь? — сказала Баба-Мора. — С волшебными травами и вообще с колдовством дела обстоят так, что если для чего-то это полезно, то для другого может обернуться во вред. Даже я не могу каждый раз знать наперед, как все кончится. Да я бы не ведала ни минуты покоя, если бы люди знали о травах все то, что знаю я, старая колдунья.
— Да, — печально согласился Трумм, — когда ты так говоришь, все вроде правильно. Но ведь надо что-то делать, чтобы все было хорошо!
Баба-Мора ласково улыбнулась опечаленному капитану и подошла к очагу. Там стоял приготовленный Труммом обед. Баба-Мора приподняла крышку и заглянула в кастрюлю.
— Ну вот, — довольно сказала она, — именно грибного соуса мне и хочется после всех этих передряг!
Баба-Мора умылась, надела чистое платье и посмотрелась в зеркало.
— Для моих волос пришлись бы очень кстати корни лопуха, — сказала она.
— У моих лопухов за это время, должно быть, выросли порядочные корни, — печально заметил Трумм.
— Верно, — улыбнулась Баба-Мора. — Я совсем забыла о твоих лопухах.
Они сели обедать. Грибной соус был очень вкусный, но Трумм, несмотря на все похвалы, оставался печальным.
— Зачем ты смеешься надо мной, Эмелина? — произнес он, когда Баба-Мора сказала, что таких вкусных грибов она в жизни не ела.
А когда Баба-Мора предложила ему в конце концов капель, чтобы поднять настроение, Трумм совсем обиделся.
— Так ведь тоже нельзя, — сказал он. — Чуть я что напортачу, ты сразу же исправляешь. У меня горько на душе, а ты предлагаешь сладкое лекарство. Нет уж, дай мне самому поломать голову, самому решить, что мне, капитану Трумму, делать.
— Ты мог бы побольше рисовать, — предложила Баба-Мора. — На твои картины иногда приятно посмотреть.
— Плохой я художник, — грустно сказал Трумм. — В моих картинах нет жизни, а иногда они врут. Ты и сама это знаешь. Что бы я ни делал, во всем я обманываюсь. Мое сердце жаждет чего-то настоящего.
И капитан Трумм впал в великую тоску. Он беспокойно бродил по острову, смотрел на море и все хандрил.
Баба-Мора поглядывала на него со стороны, сердце ее сжималось от сострадания к капитану.
Это были тяжелые дни.
Как-то утром капитан проснулся поздно. Баба-Мора уже возвращалась откуда-то. Щеки ее разрумянились, одежда пропахла морским ветром и морем. В руках у нее был большой букет шиповника.
— Смотри, — сказала она, — шиповник зацвел!
Она поставила цветы в воду и села на край постели рядом с Труммом.
— Может, тебе хочется снова пойти в море? — спросила она. — Я могу сделать тебя опять молодым, если желаешь.
