Политрук говорил о том, что творится в городе. Но то, о чем он говорил, мы знали из газет и от проходивших из передовую бойцов. И зачем он еще раз напоминал нам о страданиях города? Мы же ничем помочь не можем, разве что умереть! А это легче всего. Посмотришь на безмолвно стынущий город, избегаешь взглядов товарища.
Затем политрук сообщил, что наступление под Москвой идет успешно. Освобожден город Калинин, наши гонят врага на запад. И закончил тем, что надо сдать незаконно приобретенное стрелковое оружие.
Нелегкая это обязанность на фронте — отбирать у своих же бойцов оружие. Глаза у бойцов жалостливо поблескивали, а пальцы еле разжимались, отпуская шейку приклада.
Шуршала поземка. Бойцы жались друг к другу.
— Вопросы есть? — спросил комбат.
— Какие там вопросы, — проворчали в строю.
Багровая вспышка осветила лица, содрогнулась земля, раскатисто прогрохотало. Никто в строю не шелохнулся. С шипением что-то ударилось в снег, подняв над позицией облачко белой пыли. Я подошел и взял в руки обломок кирпича. На месте каменного дома у шоссе медленно рассеивалась и оседала темная туча.
— Распускайте строй, — приказал комбат.
Почти каждую ночь мне снится одно и то же. Груда горячей рассыпчатой гречневой каши, в нее вместо ложки воткнута малая саперная лопата.
То спится какая-то необычайная пушка. Она без промаха сшибаете неба самолеты, вдребезги разносит танки, она может стрелять из Средней Рогатки прямо по Берлину. А после каждого выстрела из открытого затвора вместо стреляной гильзы заряжающий вынимает горячую, душистую-душистую и огромную буханку хлеба.
И очень редко снится Ольга. В комнате выскобленный, чистый пол. Доски огромные, с сучками и трещинами. Таких досок я никогда не видел. На полу — солнечный квадрат окна. За окном только свет и больше ничего. Ольга стоит посредине комнаты и смотрит на меня. Потом произносит, как всегда:
— Пришел?
Закрываю за собой дверь, скидываю с плеч мешок, стягиваю снаряжение и опускаю в угол у двери. Ольга смотрит на меня и не двигается. Я подхожу и обнимаю. Она, как всегда, сначала отворачивается, потом кладет голову мне на плечо и дышит в шею…
Сои настолько четок и реален, что, проснувшись, я тру шею и шарю в темноте руками… А она все дышит и дышит.
Бормочет и стонет во сне командир взвода управления младший лейтенант Ракитин. Скрипит снег под сапогами дежурного разведчика. На переднем крае перестукивают пулеметы. Их периодически прогревают стрельбой, чтоб не замерзла в кожухах вода.
