Уже со 2 сентября Ленгорисполком был вынужден сократить норму выдачи хлеба населению. Через 10 дней последовало второе сокращение. Рабочие стали получать 500 граммов, служащие и дети — 300, а иждивенцы 250 граммов хлеба в день. В хлеб добавлялся овес, солод, хлопковый жмых и… целлюлоза.
20 ноября норма выдачи упала для рабочих до 250 граммов, для всех остальных категорий — до 125 граммов сырой зеленовато-серой массы, именуемой хлебом.
В районе маленького древнего городка Тихвина решалась судьба Ленинграда. К 6 декабря воинские части и население менее чем за месяц проложили обходной же автодорожный путь длиною в 200 километров, но пользоваться им пришлось лишь несколько дней. По снегу, по незамерзшим болотам 4-я армия пошла на штурм Тихвина. В бой двинулись спешно сформированные из населения части, получившие старое русское название народного ополчения. Утром 10 декабря Тихвин был освобожден. К 24 декабря была очищена железная дорога Тихвин — Волхов.
За провал операции по взятию Ленинграда командующий группой армий «Север» фельдмаршал фон Лееб, отличившийся еще при прорыве линии Мажино, был снят. На его место гитлеровская ставка назначила генерал-полковника фон Кюхлера. Но и это не помогло. Город стоял и боролся. Радио сухо сообщало в эфир: «На Ленинградском фронте без перемен».
Полгода в земле живем.
Летит за снарядом снаряд.
За нами, за домом дом,
Раскинулся Ленинград.
Мы не устали в борьбе,
И отдых не нужен нам.
Махорки бы пачки две
И хлеба бы… килограмм.
Нуждою не тронешь нас,
Коль каждый к победе рос.
И даже слезы из глаз
Не выдавит этот мороз.
Секрет безмолвен и тих,
Он глаз не сомкнет до утра,
Белея в халатах своих,
На фронт идут снайпера.
Рождается день в пальбе
Сквозь мутную неба синь.
Мы пушки везем на себе,
Для танков копя бензин.
Ударь же, мороз, холодней,
Как нож, отточи пургу.
Весь ужас осадных дней
Сторицей вернем врагу.
Почему я пишу стихи? Не знаю. Хочется. На батарее осталось по одиннадцать снарядов на ствол. Когда привезут — неизвестно. Теперь нечего беспокоиться о том, что подвернутые внутрь ящиков петли выдавят вмятины на гильзах. Хотя в ответ на мою докладную записку командир дивизиона издал строжайший приказ не подвертывать петли у снарядных ящиков, орудийные номера горько усмехались: «Все это ясно, но вот ящиков мало».
…Вдруг меня вызвали к телефону. Звонил ноль-пятый «Эльбруса». Я не знал ни «Эльбруса», ни ноль-пятого.
— Товарищ Бирюков?
Что отвечать? По телефону я ноль-третий «Облака». И голос незнакомый. Но ответил:
