Дает хлеб пастуху и говорит:
— Смотри, негодный раб, прежде времени не ешь!
И стала выпускать скотину из загона.
Медленно идут мимо нее коровы, позвякивают медными колокольчиками.
Шерсть у них мягкая, как у овечек, гладкая, как у тюленей, блестящая, как рыбья чешуя.
Провожает хозяйка Илмаринена свое стадо и приговаривает:
— В лес коров я выпускаю,
Я гоню молочных в поле,
Пряморогих, криворогих
В лес березовый гоню я
И в осиновые чащи,
Чтобы жиру набирались,
Чтобы салом запасались
На лесных полянах светлых,
Посреди просторных рощиц,
В золотых лесах сосновых
И в дубравах серебристых.
Укко, ты властитель неба,
Ты укрась травой поляны,
Оживи лесные чащи,
Мед пошли во все болота!
Ты насыть моих рогатых,
Накорми медовой пищей,
Золотого дай им сена,
Трав с метелкой серебристой,
Напои питьем медовым
Из ключей лесных прозрачных,
Из шумящих водопадов,
Чтобы мед струился сладкий
В пышном вымени коровьем,
Чтобы звонкою рекою
Молоко всегда бежало,
Чтоб оно ручьями било,
Чтобы пенилось потоком,
Через край лилось кувшина,
Никогда не иссякая!
Просит она хозяйку леса Мимеркки белым своим передником прикрыть стадо, чтобы не тронул коров злой ветер, не побил небесный дождь и град.
И сына лесов Нюрикки просит, чтобы набросал он мостки через болото, чтобы вывел он ее стадо из топкой трясины.
И красу лесов Отсо, косолапого медведя, просит хозяйка, чтобы не пугал он ее коровок, не душил их медовой лапой, не рвал острыми зубами.
Вышли коровы на пастбище, а за ними с кнутом и котомкой плетется пастух Куллерво.
Идет он в синих чулочках, в узорчатых башмаках и горько жалуется на свою судьбу:
— Плохо бедняку на белом свете! Все-то он по чужим людям живет, чужое добро сторожит!
Привел Куллерво стадо в лес, сел на мягкую траву и просит ласковое солнце:
— Хоть ты пригрей меня, небесная печка! Пошли мне немного тепла, а злой кузнечихе не свети вовсе, ей и так хорошо живется.
В полдень, когда короткой стала тень от солнца, согнал Куллерво все стадо на лужайку, пересчитал коровьи хвосты, а потом развязал свою котомку и вынул хлеб, выпеченный хозяйкой.
«Уж пора, — думает, — и бедняку пообедать, время и бездомному рабу поесть».
Достал он отцовский нож и воткнул в середину хлеба. Мягкая, румяная корка у хлеба, а внутри — твердый камень. Сломался о камень стальной клинок.
Заплакал Куллерво:
— Всего только и было у меня добра, что старый отцовский нож! А теперь и его нет! Это злая кузнечиха, жадная хозяйка, нарочно запекла камень в мой хлеб. Как теперь отомщу ей? Чем отплачу за насмешку?
