Калевала | страница 52



Но опять не отозвался никто из мужей.

— Ну, если так, говорит Вяйнемейнен, — если не вызывается никто, тогда я буду петь одни. Спою, как умею, о том, что знаю.

И вот запел старый, мудрый Вяйнемейнен. Зазвучала веселая песня, загремело могучее слово.

Много песен было в памяти Вяйнемейнена — больше, чем камней в горах, больше, чем цветов на полях.

И всякий, кто слушал его песни, дивился их великой силе.

На радость всем пирующим были его песни — и старикам, и молодым, и тем, кто достиг середины жизни.

Кончил Вяйнемейнен, поклонился хозяевам и гостям и говорит такие слова:

Пусть течет рекою пиво,
Пусть медовое прольется
В этом сумрачном жилище,
В этих избах Сариолы,
Чтобы днем здесь мирно пели,
Вечерами распевали,
Пока в доме жив хозяин
И пока жива хозяйка.
Пусть их труд найдет награду,
Пусть полны амбары будут,
Стол всегда заставлен снедью
Сети полнятся добычей!
И на будущее лето
Пусть никто не пожалеет,
Что он был на этом пире,
Что сидел здесь на пирушке.

18. Невеста покидает родной дом

Отшумел веселый пир в суровой Похъеле, в сумрачной Сариоле. Пришло время снаряжать невесту в путь. Пора ей расставаться с родным домом.

Уже и коня вывел жених, а невеста все еще не готова: одна коса заплетена, другая не заплетена, одна нога обута в башмачок, другая не обута, на одну руку надета рукавичка, на Другую не надета.

Наконец вывела старуха Лоухи, хозяйка Похъелы, свою милую дочку и говорит:

— Выйди, проданная дева,
Птичка купленная, выйди!
Уж кусает конь поводья,
Ожидают сани деву
Ты уходишь, цветик нежный,
Ты уйдешь, платочек пестрый,
В дом чужой войдешь, девица,
Из родной семьи в чужую.
Вот уходишь ты из дому,
Забери с собой, что хочешь,
Но оставь в родимом доме
Сны, что ночью ты видала,
Речи матери любимой
И кадушку с маслом свежим.
Пенье брось на край скамейки,
К окнам — радостные песни,
Брось метле свое веселье,
Смех — к оборкам одеяла,
Шалость брось к печной скамейке
Иль отдай подруге детства
Пусть несет ее в кустарник,
В рощу пусть ее забросит!

Причитает старуха Лоухи над дочкой, будто на гибель провожает ее, точно в огонь бросает милое свое дитя, словно медведю в пасть кидает свой нежный цветочек, волку на растерзание отдает спою любимую птичку.

Всеми злыми словами хулит она дом зятя: и очаг-то у него покрыт сажей, и в кувшине-то у пего не вода, а болотная грязь, и мать у него злодейка, и сестра его злая насмешница — ее речи, словно мороз, леденят, как рыбьи кости, колют.

— Там сами двери будут тебя толкать, там и окна будут на тебя коситься, там каждая ступенька будет тебя с ног сбивать! Не слышать тебе в доме мужа ласкового слова, не знать веселья-радости, не есть досыта!