Он вышел на улицу и убедился, что собаки на месте. Подумал, что они, наверное, тоже хотят есть. Сразу память подсказала, что где-то в запасе должна быть тушенка. Он поискал и обнаружил банки в одном из ящиков кровати, достал две и накормил Тиру и Грозного.
Не впадая в панику, весь день он только тем и занимался, что пытался составить картину своего существования, которая хотя бы отчасти удовлетворила его стремление разобраться в том, зачем он здесь и откуда явился. Это была трудная задача, но главное он вспомнил: брата, его просьбу и удивительные способности Грозного.
Ложась спать, он переживал о том, что будет завтра. Боялся, что снова ничего не вспомнит.
Интуиция не подвела: следующее утро началось опять с порции беспамятства, но, правда, не в таких масштабах, как вчера, теперь он даже мог увидеть разницу и понять, что все не так безнадежно. По крайней мере, он точно угадал, в каком из ящиков лежит тушенка.
Днем он решил не спать. И завел дневник: записывал на планшет все, чем занимался за день. А перед сном старался заново, сверяясь с записями, вспомнить весь свой день. Это принесло пользу: уже к концу недели, если иногда и обнаруживались провалы в памяти, жить они не мешали.
Со дня выздоровления Андрей стал разговаривать со щенком еще больше, превратившись в совершенного болтуна.
Способности Грозного предстали Рокотову в новом свете – он будто заново разглядел неординарный характер подрастающего пса. Теперь он намерено обострял свои эмоции – радость, недовольство, усталость и прочие – с тем, чтобы его фразы подкреплялись яркостью чувств и отчетливо связывали смысл его речи с поступками. Тщательно подбирал слова. Старался не говорить длинно и делал паузы между предложениями. Ему казалось, что это и ему самому помогает не забыть события дня.
Если раньше Андрей Рокотов избирательно относился к выбору передач, то через две недели после своей странной болезни и выздоровления почти не выключал компьютер, ожидая очередное экстренное сообщение.
Началом к сценарию катастрофы послужили тревожные сведения о вспышке неизвестной инфекции сразу на нескольких фермах и в населенных пунктах, расположенных на пахотных участках Барабинской степи. Болезнь носила скоротечный характер и сопровождалась быстротекущей лихорадкой, которую через сутки сменяло полубредовое состояние, переходящее в суточную кому. В некоторых случаях наступала смерть. Но пугала не столько высокая летальность, сколько беда пострашнее: после выхода из комы у всех без исключения выживших наблюдались изменения в психике и стойкий распад интеллекта. Происходило это очень быстро, буквально в считанные дни или даже часы: неостановимая потеря памяти, утрата приобретенных знаний и навыков, вплоть до слабоумия. Разрушение личности шло угрожающими темпами и не оставляло надежды ни одному из заболевших.
