Когда он пнул щиток, Шэрон схватила его за ногу. Машина вильнула.
— Совсем рехнулся? — завопила Шэрон. — Хочешь, чтобы я разбила машину и попала в неприятности? Возьми другой кекс. Немедленно.
Великан посмотрел на радужные крошки на сиденье и заплакал.
— Не хочу.
Шэрон остановилась на обочине. Был уже почти час пик, машины неслись одна за другой.
— А ну выметайся, паразит, — крикнула она.
Великан уставился на нее.
Шэрон перегнулась через него, распахнула дверцу и толкнула сына.
— Слышал, что я сказала? — завопила она.
Великан вцепился в сиденье и оставил полосы от шоколадной глазури на обивке.
— Немедленно! — крикнула Шэрон и наполовину выпихнула его из машины.
Великан не отпускал дверцу, поэтому она била сына по рукам, пока он не ослабил хватку.
Она захлопнула дверцу и газанула. Выехала на шоссе, не глядя на другие машины, подрезала микроавтобус и рванула вперед. Великан бежал за ней вдоль дороги. Он бежал, даже когда машина скрылась из виду. В его глазах и горле стояли слезы. Он кричал «мама!» снова и снова, пока не начал нечленораздельно мычать. Впереди на обочине стояла машина; мотор работал вхолостую, из выхлопной трубы валил черный дым. Великан не был уверен, что это нужная машина, пока не подбежал и не увидел внутри плачущую Шэрон.
Великан стоял на обочине и вытирал лицо рукавом. Он так вспотел, что даже волосы были мокрыми. Шэрон вылезла из машины и подошла к сыну. Мимо громыхали грузовики, сотрясая землю. Шэрон продолжала плакать и даже не скрывала этого.
— Слушай, я тебя не хотела, — сказала Шэрон.
Вдоль дороги рос золотарник; валялась чья-то спущенная шина.
— Ты меня понимаешь? — спросила Шэрон.
У великана кололо в боку от быстрого бега. С каждым вдохом боль становилась все сильнее.
— Я тоже человек, — сказала Шэрон. — Понимаешь?
Великан был так благодарен, что она не уехала без него, что чуть было не начал плакать снова. Какая разница, что она говорит. Какая разница, что она о нем думает. Он больше всего на свете хотел, чтобы мать обняла его, но знал, что хочет слишком многого.
— Забирайся в машину, — сказала Шэрон. — Но сперва смахни свои чертовы крошки, не то сядешь и все изгваздаешь.
После этого Шэрон все реже появлялась дома, и великан не спрашивал, куда она собралась или когда вернется. Он научился готовить, сам ложился спать по часам, стирал одежду в раковине. Он так привык быть один, что, когда Шэрон исчезла навсегда, только через неделю понял, что она не вернется. Великан не слишком удивился, он ничего особенно не чувствовал, но спать не мог. Он проверял электрические лампочки — боялся, что они перегорят и он останется в темноте. Спал днем, в кресле у окна, а после того, как кончилась еда, надел старый отцовский черный плащ и отправился в местный магазин за продуктами. Великан знал, что голос его выдаст, поэтому показал, что ему нужно, пальцем. Хот-доги и булочки, пачка молока, горчица, шоколадное драже. Он нашел адрес дедушки в ящике комода, под черной нейлоновой комбинацией. Осталось неизвестным, нарочно мать оставила тридцать долларов в сахарнице или просто спешила распрощаться с прошлым и поленилась возвращаться.
