— Ага, весьма удобно для поиска неуловимой иудейки, — с полным ртом прошамкал Питер Лорре.
«Неуловимая иудейка». Ничего себе! Коротышка явно не улавливал, сколько в этой фразе пренебрежения и подозрительности.
— Неуловимая иудейка? — переспросил Стоун. — Это вы о ком?
— О фрау Штенгель, разумеется.
— Ну так и говорите.
Повисло короткое молчание.
— Значит, фрау Штенгель? — сказал Лорре. — Нашли ее?
— Нет.
— Что с ней случилось?
— Я так и не узнал.
— Еще одна безымянная жертва Холокоста?
— Видимо, так.
— Но теперь считаете, что она выжила?
Стоун помолчал, обдумывая ответ.
— С недавних пор позволил себе на это надеяться.
— С чего вдруг?
Изо всех сил Стоун старался подавить раздражение. Злость — плохая помощница. Особенно в общении с теми, кто сидит за столом под зеленой холщовой скатертью, на котором лишь чайные чашки и блок чистой желтой бумаги для записей.
— В чем дело? — спросил Стоун. — Не понимаю вашего интереса и почему вообще я должен отвечать.
— Все очень просто. — Толстяк разломил печенье и кусок побольше отправил в рот. — Если вы с нами сотрудничаете, вскоре отправитесь в путь-дорогу. Если нет, мы вас проволыним до второго пришествия. В Берлин попадете не раньше двухтысячного года, когда уже будете древним стариком, а сам город давно превратится в груду дымящихся радиоактивных развалин. Поэтому будьте благоразумны и отвечайте на вопросы. Почему теперь вы решили, что Дагмар Штенгель жива?
Стоун пожал плечами. Ладно, этот маленький боров и так все знает.
— Потому что она со мной связалась.
— Вот так вдруг?
— Да. Вдруг.
— Через семнадцать лет?
— Именно так.
— И вы уверены, что это фрау Штенгель?
Вот тут закавыка. Он уверен. Абсолютно. Почерк, интонация, детали… И все же…
Стоун уклонился от прямого ответа:
— Она сообщила, что так называемой «субмариной»[4] почти всю войну провела в Берлине. Но в июне сорок четвертого гестапо ее схватило и отправило в Биркенау. Ей удалось бежать.
— Скажите на милость!
— Такое случалось — редко, но случалось. Она воспользовалась бунтом зондеркоманды четвертого крематория и потом до конца войны сражалась вместе с польскими партизанами.
— Удивительная история.
Но вполне возможная. Несмотря на изящные манеры, Дагмар была тверда и решительна.
— Вижу, вам и самому трудно поверить. — Толстяк смотрел в упор. — Конечно, после стольких лет. Однако должен сказать, что все это правда. Во всяком случае, финал истории. Дагмар Штенгель жива-здорова и обитает в Восточном Берлине.
