– Пусть ни одна грязнуля не пытается сбежать, – предупредил он.
В самом начале пути Луиза отвоевала себе место под одной из больших бронзовых пушек. Она была сильнее большинства состарившихся и изголодавшихся женщин и по необходимости научилась защищаться. Жизнь на борту походила на жизнь в стае диких животных: окружавшие ее женщины были опасны и безжалостны, как волчицы, но гораздо умнее и коварнее. С самого начала Луиза понимала, что должна раздобыть какое-нибудь оружие, поэтому оторвала медную полоску снизу орудийного лафета. Долгие ночные часы она затачивала эту полоску о ствол пушки, пока не получился обоюдоострый кинжал. Она оторвала край платья и сделала из него рукоять. И носила кинжал на поясе под платьем днем и ночью. До сих пор ей пришлось порезать только одну женщину, Недду, из Фрисландии5, с мощными бедрами и толстым задом, с полными руками и сморщенным лицом, покрытым веснушками. Когда-то она была известной сводней, поставлявшей знатным людям продажных девок. Ее главным ремеслом была поставка детей богачам. Но она из жадности попыталась шантажировать своих клиентов.
Однажды жаркой тропической ночью, когда корабль лежал в дрейфе южнее экватора, Недда забралась на Луизу и придавила своей тяжестью. Луиза отбивалась и кричала, но никто из тюремщиков или других женщин не пришел ей на помощь. Напротив, они смеялись и подбадривали Недду:
– Покажи этой высокомерной суке!
– Ишь, как кричит! Ей это нравится!
– Давай, Недда! Засунь кулак в ее царскую дырку!
Почувствовав, что женщина толстым коленом раздвигает ей ноги, Луиза просунула руку вниз, достала кинжал и вспорола морщинистую щеку Недды. Та взревела и скатилась с нее, зажимая кровоточащую рану. Потом со стонами и всхлипываниями уползла в темноту. На следующей неделе рана воспалилась, и Недда, скорчившись, как медведица, сидела в самом темном углу нижней палубы – лицо ее раздулось вдвое, гной пропитывал грязную повязку и капал с подбородка, желтый и густой, как масло. С тех пор Недда держалась подальше от Луизы, и ее пример стал наукой для остальных женщин. Луизу оставили в покое.
Это ужасное плавание казалось Луизе вечностью. Даже во время передышки, когда «Золотая чайка» стояла на якоре в Столовом заливе, ее преследовала мысль о невероятности того, что ей пришлось пережить. Она поглубже забиралась в свое убежище под пушкой и дрожала, когда воспоминания пронзали ее, словно шипами. Женщины теснились вокруг. Их так плотно набили на нижнюю палубу, что было почти невозможно избежать прикосновений грязных тел, кишевших вшами. Во время штормов испражнения расплескивались из ведер и текли по палубе. От них промокала одежда женщин и тонкие одеяла, на которых они лежали. В короткие периоды спокойствия на море экипаж через люки пускал в трюм струи морской воды, и женщины пемзой драили доски палубы. Но все было напрасно, потому что в следующую бурю их снова покрывала грязь. На рассвете, когда открывали люки, женщины по очереди поднимались наверх и под насмешливые крики тюремщиков и моряков выливали ведра через борт.
