Хименес знал комиссара уже не один год.
— Рауль, наверху очень высоко оценили твою работу по раскрытию убийства на вилле де Сальвы. Так что тебе полагается премия, — Эскобар придвинул к нему белый конверт. — Но дальше заниматься этим делом тебе не придется, оно будет закрыто. Смерть всех шестерых признана несчастным случаем в результате отравления — эксперты обнаружили м-м-м бактерии м-м-м ботулизма в еде, поданной в тот вечер.
— По-моему, от ботулизма не засыпают. — Хименес носком ботинка ковырял щербинку в полу. В его голосе не было ни протеста, ни удивления, ни желания что-то доказать. Он сказал это просто так, для очистки совести.
Комиссар выразительно посмотрел ему в глаза.
— Рауль, давай не будем… Наше дело маленькое, наверху виднее, кто и от чего умирает. Не нам совать свой нос в политику и все такое. Твою работу оценили и ладно. — Он постучал по конверту. Хименес взял деньги, повертел в руках.
— Все-таки странная смерть, — потом поднял глаза.
Комиссар пожал плечами:
— Отравление, просто отравление. Ну, что ж, иди отдыхай. Передавай привет супруге.
Хименес вышел из участка и закурил. В кармане пиджака лежали деньги, чистенькие, свеженькие купюры.
Когда Рауль взял «премию» в первый раз, ему было так тошно, что он напился, а на следующее утро пошел в церковь. Ему хотелось очиститься. А еще больше — оправдаться. И после нескольких тусклых и беспросветных дней нашел оправдание — ведь он делает это не для себя, а для своей семьи.
Семья — это святое, и ради тех двоих он готов на все, даже на предательство. Но разве он кого-то предает? Почему те, другие, богатые, лживые, развратные, почему они имеют право на безбедную жизнь, а он, честный, работяга — нет? Почему они могут спустить за один день столько, сколько вся семья Хименеса тратит за месяц? Где справедливость? Если справедливости в мире нет, Рауль сам придумает ее, сам устроит. Его мальчику нужна операция — он сделает для этого все. Ведь надеяться не на кого. Он один против всего мира, он один должен бороться за существование своего маленького корабля. Что ж, если эти богатенькие дяденьки, их сыночки и дочки готовы платить, готовы делиться, он, Хименес, не против. Они должны платить за свои грехи. Так думал Рауль, шагая по улицам, сжимая руки в кулаки.
И все-таки, где-то в глубине еще был жив молодой Хименес, человек с идеалами, человек, которого за его честность, порядочность и жажду справедливости полюбила девушка из хорошей семьи. Не ровня ему, нет, слишком красивая, слишком возвышенная, образованная. Родители так и не простили ее. Хименес часто задавался вопросом: жалеет ли она? Жалеет ли она о таком вот скудном, совсем не роскошном существовании, о маленькой квартире, о том, что приходится подрабатывать уроками французского у высокомерных господ, и что хуже всего — о том, что пока им не справиться с хромотой Дуду? При этой мысли Хименес шел куда-нибудь выпить, забыться, а по возвращении домой сразу ложился спать, ни с кем не разговаривая.
