— Да, кстати, командор, я еще и оглох.
— Прекрасно. А теперь давай выйдем на свежий воздух, потому что тут полно стекла и плохо видно.
Джетро был похож на человека, у которого внезапно выбили почву из-под ног, но он не знал, как упасть.
Ваймс закурил сигару и мгновение наслаждался запретным плодом. Он протянул пачку кузнецу, но тот молча отказался.
— Очень разумно, — сказал Ваймс. — Итак, теперь я должен предупредить тебя, что как минимум раз в неделю мне приходится сражаться с людьми, которые пытаются меня убить всем на свете, начиная с меча, заканчивая стульями, а однажды даже громадной рыбиной. Возможно они не желали мне смерти, зато пытались не позволить мне себя арестовать. Послушай, — Сэм обвел рукой по округе, — вся эта… чепуха, просто случилась сама по себе, хотелось мне того или нет. Прежде всего я простой коп.
— Ага, — ответил Джетро, впившись в него взглядом. — Угнетатель трудящихся масс!
Ваймс привык к подобным выпадам и пропустил их мимо ушей.
— Сегодня массы не угнетаю, оставил кнут и цепи дома. Ладно, признаю, не смешно. — Ваймс заметил, что люди стали возвращаться на площадь перед баром. С ними оказались женщины и дети. Такое ощущение, что посетители бара позвали всех соседей. Сэм повернулся к Джетро. — Будем драться по правилам маркиза Пышнохвоста[22]?
— Что за правила? — спросил кузнец, помахав собирающейся орде.
— Правила спарринга маркиза Пышнохвоста, — ответил Ваймс.
— Если их выдумал какой-то там маркиз, то я не желаю с ними связываться!
Ваймс кивнул.
— Вилликинс?
— Я все слышал, командор, и записал в блокнот: «отказался от Пышнохвоста».
— Ну что же, ладно, мистер Джефферсон, — продолжил Ваймс. — Я предлагаю попросить мистера Джимини дать отмашку.
— Я хочу, чтобы твой лакей записал в эту книжечку, что мою маманю не выкинут из ее дома, что бы ни случилось, хорошо?
— Ладно, — согласился Ваймс. — Вилликинс, пожалуйста, подготовь заявление, что пожилая мать мистера Джефферсона не будет выселена из ее собственного дома, избита палками, брошена в темницу или подвержена иным побоям, ясно?
Вилликинс, безуспешно пытаясь скрыть улыбку, послюнявил карандаш и все записал. Ваймс сделал мысленно зарубку на память, гораздо тише произнес:
— Злость постепенно выветривается из парня. Он задается вопросом, не погибнет ли. Я еще даже не замахнулся, а он уже готовится к худшему. Разумеется правильнее было бы надеяться на лучшее.
Толпа росла с каждой секундой. Ваймс даже увидел, как люди принесли какого-то старика на матрасе. Чтобы пробраться быстрее, он подгонял их, стегая по ляжкам своей тростью. Стоявшие на краю толпы матери поднимали детей повыше, чтобы было лучше видно, и все мужчины были вооружены. Это было похоже на крестьянское восстание, но без восстания, и с очень воспитанными крестьянами. Встречавшиеся взглядами с Ваймсом люди, кланялись или хотя бы кивали, женщины приседали или подпрыгивали, не в лад, словно дергающиеся педали органа.
