Итак, прямоходящие человеки двигались вслед за разнообразной едой, которая сбивалась в отряды самозащиты, но без большого успеха. Некоторые змейки, правда, отличались крайней ядовитостью, лекарственные червяки пребольно кусали, а мигрирующая смолка и перекати-семечки были практически несъедобны для здешних царей природы.
Впрочем, царей — это слишком сильно сказано. Священных войн азавадцы почти не вели, только затевали по границам кочевий ритуальные схватки, чтобы дать полюбоваться на них своим женщинам. Уйма раненых с обеих сторон, один-два трупа и жирная свадебная обжираловка под конец. Дамы, которые по сути всем заправляли (дополнительный штрих к картине общего варварства), выбирали себе спутников жизни, руководствуясь личным вкусом и не взирая ни на эндогамию с экзогамией, ни на богатство и харизматичность претендента, но лишь на красоту и отвагу. Муж переходил в племя жены, усиливая его; так что народ, выказавший себя наиболее храбрым, был в выигрыше далеко не всегда. Торговать было нечем: съестное в равной мере доступно всем и в той же степени неприглядно, а что до одежды и утвари — каждое племя производило для себя абсолютно всё, что необходимо, украшало мощным этническим орнаментом и чуралось не своего колдовства. Женщины рожали на открытом воздухе и очень легко. Млекопитающие азавадцы на поверку оказались яйцекладущими, скорлупа была не известковой и не кожистой, а из тонкого, крепкого и одновременно дырчатого минерала: вроде кварца-волосатика, скрещённого с вулканической пемзой. И очень крепкой. Высиживать такие плоды было делом какой-нибудь одной старухи, ни на что более не пригодной, однако от рождения имеющей высокий статус. Ходили слухи, что её мудрость могло облегчить крайне трудоёмкий и болезненный процесс взламывания скорлупы, который одолевали лишь самые крепкие и жизнеспособные из детёнышей.
Вот такая простая и незатейливая жизнь…
Оттого здесь уж которое тысячелетие не возникало никаких оград, городищ и, соответственно, городов. Кроме передвижных палаточных каре, что возводились в единый миг и с таким расчетом, чтобы внутри было можно укрыться от палящего ветра не одним женщинам с детишками, но и некоторым воинам из тех, кто постарше. Ну, и загонов для полудикого скота, пока он таковым оставался. Недолго — ибо стратегические залежи урановых руд способствовали разнообразным мутациям, в основном полезным и перспективным.
Заниматься прогрессорством среди здешних неедяк казалось на первый взгляд невозможным. Народ, по виду вполне гуманоидный и даже симпатичный, отличался таким неистовым свободолюбием, что готов был ходить нагишом и подыхать с голоду, лишь бы не потреблять ничего привозного. Не наблюдалось у него и сколько-либо значительной культурной почвы, годной, чтобы возвести на ней фундамент под более или менее пристойную цивилизацию. Племена кочевали по своим многолетним кругам, отграниченным от других территорий умеренно живописными горами, зыбучими солончаками и озёрами крупной гальки. Галька имела скверное обыкновение перемешиваться подспудным течением, при случае затягивая внутрь целые караваны жителей вместе с их верховыми мегари, вьючными дромедас и хрупкими викуне — источником тонкой пряжи.
