Барбе удручённо кивнул.
«Все забываю спросить — у него имя двойное или «Дарвильи» — это фамилия? — подумал король. — Вообще-то слишком похоже на Барбе д`Орвильи, великого денди-гея. Как его, любопытно, родная мама называла, пока в утробе рос?»
А вслух произнёс:
— На ком женить-то кавалеров собираемся?
— Да на самих девчонках, — ответила Эстрелья.
— Так вот сразу? Да сколько им?
— Старшей семнадцатый, а младшей вот-вот шестнадцать стукнет.
— Так это же малолетки сущие.
— В бывшем твоём Рутене — малолетки. А здесь до того поспели, что изо всех пор соком брызжет. Помедлишь — как бы за простых строгалей выдавать не пришлось.
— Засиделись на своей кочке. Благодарение богам и пророкам, обучали их там плотно, — наконец раскрыла уста Библис. — И отчинять, и зачинать, и пронзать, и от таковых ударов беречься. Это в придачу ко всякому бумажному многомудрию. Стоило бы их — помимо рыжего шайтана Рауди и чёрной то ли девки, то ли парня Орихалхо — к дочерям Великой Матери направить, да куда уж там. Не Сконд у тебя, франзонская земля унылая.
«А ничего себе старушка, бодрая. Только что в ином духе, чем Ма Эстре. Как это получилось, что бабка отца его же матери на год младше?» — подумал Юлька. И наспех подсчитал, что обе старших дамы хорошо уже влезли в девятый десяток.
— Погодите, уважаемые, — сказал вслух, — зачем так радикально? Ведь в Верте и обручение принято. Испытательный срок перед консуммацией, который может тянуться годы и годы. А уж если положить на всё дело телесную печать — так до самой смерти не разведёшься.
— При известном старании всё возможно, — с жёстким юмором ответила Стелламарис. Вот прекрасной супруги своего конюшего Юлька боялся более всех прочих советниц: рыжие кудри — медная стружка, губы что кровоточащий шрам, лицо без единой морщинки и кровинки, характер ведьмы-вековухи, осанка и вообще бестрепетная. Нетрудно догадаться, какого характера развод она имеет в виду.
— И вообще что тот солдат, что этот, — процитировал Брехта её продвинутый муж. — Уж если окручивать обеих девок сразу, так хоть за добрых приятелей. Да не за владетельных и чванных, но тех, кого можно завязать на приданом. А медлить, пока в них сердечко затрепещет, — так ведь и не дождёшься ничего помимо суеглупости!
— Как-то вы неуютно на любовь смотрите, — вздохнул Юлиан. — И на сердечное согласие.
— Уважительно мы смотрим. Но если пускать брачные дела на самотёк, — поставила точку в разговоре Ма Эстре, — всё вертдомское тканьё с его продольными, поперечными и круговыми, как у паука, связями бы распустилось. А то и вообще не создалось.
