— Стало быть, мой трудный вклад принят, потому что живы наши дети или мертвы — они вместе вопреки нам обоим.
— Видится мне так, — промолвил отец Прайма. — То, что случилось меж юными, — отражение наших взрослых распрей. Когда в душе и сердце оба мы желаем любви и мира — и враждуем по пустякам, и не можем остановиться себе на погибель.
— И вот ещё что привиделось мне, — добавил родитель Згонда после некоей паузы, когда разум его, казалось, витал где-то за краем Вселенной. — Пока длится полюбовный союз между нашими домами — длится и бытие наших детей, обращённых в камень. Пока оно длится — нерушим и мост, сотворяющий из обоих замков единую плоть.
Пожали они друг другу руки и поклялись в вечной приязни.
Тогда и стали замки Октомбер и Шарменуаз единой твердыней».
Провещав это, старый Торквес умолк и обратился в дым стыдливо-розоватого оттенка, который, в свою очередь, исчез в недрах доспеха.
— Ну, дела, — проговорила Олли, водружая стальную личину на прежнее место и понадёжней закрепляя в воротнике. — Это как получается — хозяева должны непременно творить между собой плотский союз, чтобы камень на месте держался? Подтверждать единство в каждом очередном поколении?
— Одна сказочка погоды не делает, — рассудительно ответила Барба. — Видишь ведь, сколько тут железных чучел. Если в каждом, как в сосуде джинна, закупорена некая поучительная история, это же года не хватит, чтобы всё прослушать и прийти к решению. Но вот что прими к сведению: вполне вероятно, что мост живой. Ну, как спрыснутые кровью владельца рутенские механизмы. Оттого и стоит крепко.
— Ох, век бы тебе такого не говорить, — с показным испугом ответила старшая сестра. — Выходит, у мостика имеется воля? И не совсем разумная? Может пропустить в Октомбер, может и стряхнуть прямо в Игрицу?
— Я вот что прикинула, — добавила Барба. — Та небольшая зала, где начинается мост, ведь принадлежала Згонду.
— И служила камерой пыток, — кивнула Олли. — Стоило бы, говоришь, разобраться, прежде чем лезть в полымя? А то удушит, как этим… имя дворецкого ведь многозначное. Торквес — красивое ожерелье в форме удавки.
Октомбер, вопреки утверждениям юных владельцев, смотрелся внутри куда как неплохо. Хотя камень сводов и стен давил на случайных гостей своей мощью, нарядные гобелены, которыми были затянуты самые крупные щели, отличались завидной сохранностью, штукатурка если и повыкрошилась кое-где, то незаметно для постороннего наблюдателя. К тому же хозяевам вполне можно было не выходить в залы и галереи, а ограничиться небольшим помещением, не так давно оборудованным под туалетную комнату. Вода поступала по трубам лишь холодная, зато рядом стояла небольшая печь, которая легко протапливалась обломками мебели. Ванна была из белой алебастровой глины, купальные простыни, полотенца и губки в виде рукавицы — из ягнячьей шерсти, в зависимости от цели восхитительно нежной или плотной. Для утренних омовений, когда мало времени или неохота нежиться в изобилии парной воды, служила низкая раковина в полу, огороженная, чтобы не летели брызги, слюдяным экраном почти в рост человека. Прохладная влага лилась в неё с потолка и обращалась в подобие той радужной пыли, что стоит над водопадом.
