— Кавалеры?
— Не знаю. Что-то такое витает в воздухе… — проговорила Барба, заходя внутрь. И ахнула.
Все три двери выходили в анфиладу с широкими проёмами — каждый увенчан аркой. Дуги терялись в запылённом свету раннего вечера, что лился из узких окон, длина помещения тяготела к бесконечности. По стенам выстроились бронзовые и посеребрённые статуи. Мечи и сабли самого разного вида и формы щетинились в своих подставках, как иглы дикобраза, луки и самострелы, щиты — высокие, прямые, в рост человека и круглые, с елманью или железной рукавицей, что торчала посередине, — были укреплены посередине стен, как инкрустация или орнамент.
— Арсенал, — Олавирхо обхватила сестру за плечи, стала рядом, любуясь. — Какая красота! Какое богатство! Да за то, что здесь собрано, десяток крепостей можно было починить.
— Зачем они тогда, крепости и замки? — резонно ответила Барба. — Если пустые. Без того, чем можно гордиться и что надо оберегать.
— Разве эти слова относятся не к таким, как мы? — рассмеялась Олли.
Барба тоже улыбнулась:
— Не торопись в живые сокровища: их положено держать за крепкой дверью и высокими стенами.
А сестра уже нацелилась на ближайший доспех со шлемом в виде головы морского чудища:
— Серебряная инкрустация, золотая чеканка, а уж работа — сам рутенец Негроли бы позавидовал.
— А кто он такой?
— Великий талианский оружейник эпохи Ренессанса. Приспособился выгибать по форме драгоценную сталь, а не железо, как прежде. Полный доспех стоил годового дохода с целой провинции. Интересно, а удар хорошо держал? Говорят, вместе с рутенскими игрушками вертцы подхватили было и горячее оружие — такие смешные свинцовые шарики, которыми бросается порох. Мягкие и отравные. Вот я про них.
— Слушай, Олли, если тебе хочется, давай здесь мушкеты поищем. И аркебузы.
— И дуэльные пистолеты, чтобы как у древних рутенцев, — буркнула Олли. — Дурни: так ведь убиваться совсем неинтересно. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает Пушкин мой.
— Ф-ф, ну разве так можно о покойнике.
— Он сам мне это продекламировал. Сошёл со страницы сказок и доложился. Им там, в Чудесных Полях, не до земного пиетета.
На этих словах Олавирхо потянула кверху шлем, похожий на отверстую зубастую пасть, и подняла было, готовясь опустить на курчавую голову…
— Погодите, — раздался глуховатый, уютный бас.
Девушка так и застыла, держа шлем наподобие короны, находящейся в процессе миропомазания.
Из горловины излился некий мерцающий дымок, словно тот, кто спрятался внутри, закурил кальян или дорогую трубку. Почему дорогую, отчего у девушек сразу возникло ощущение уникальности происходящего, — они так до конца и не поняли.
