Субхути, которого Камиль вытащил из толчеи и теперь держал за руку, покачал головой:
— Куда уйдешь от себя, странники?
— А зачем «от себя»? — удивился Майсара. — Иди с собой и, кстати, с нами. Ты общество недурное. Камиль, да посуди: это будет такой охранник для нашего каравана, что любо. Силы в нем немеряно, дух самый что ни на есть возвышенный, и приключится нам от него великая польза. А, Камиль?
— Что до меня, я с радостью.
Барух только улыбнулся. Он исчерпал все свое красноречие раньше.
Лицо Биккху просветлело.
— Больше всего я боялся, что меня сделают вождем вместо этого несчастного, потому что меня помнит здесь не один простой люд, но и вельможи. Теперь я вступлю на ваш путь, и он, надеюсь, меня очистит. Решено, я иду с вами! Только, Камиль, сын Абдаллы, позволь мне взять воды от истока Реки.
Это требовало времени: река в том месте, где они находились, была широка и тиха. Однако Камиль успел на своем личном опыте понять ту избитую истину, что длинный путь почти всегда преодолевается быстрей короткого.
Биккху решил спрямить дорогу. Он, как здешний человек, двигался впереди каравана, широко ступая своими сандалиями и посохом раздвигая заросли. Удивительно — живые плети, усеянные колючкой, не спешили вернуться на прежнее место и пропускали людей и животных невредимо. Более того: Камилю показалось, что они с готовностью поднимаются перед странниками наподобие арочного свода и защищают их от самого лютого солнца: хотя, скорее всего, то была прихотливая игра света и тени.
В этом лесу было куда больше открытых пространств, но и мелкого, частого кустарника, лиан и бурелома, чем в том, где они ели плоды, и идти казалось труднее. К тому же раньше странники не замечали диких зверей, а теперь между веток то и дело мелькали темная шерстистая спина или хвост, который свешивался сверху, как живая плеть, на дальней поляне — чей-то желтовато-бурый в полоску бок или белое пятно, похожее на салфетку.
— Я видел подобную растительность в Маньчжоу-Го, — вслух думал Барух свое непонятное. — Там тигры крупнее здешних, Субхути, однако, судя по рассказам, не столь свирепы. Ты их не боишься?
— Я не ем мяса, уважаемый; ваши звери, как я понимаю, тоже. Тигры и прочие хищники это чуют и не таят на нас обиды.
Камиль только дивился их рассуждениям. Выходит, лев не должен трогать антилопы, потому что она травоядная? Но так не бывает!
— Так — нет, конечно, — услышал Биккху смятение его мыслей. — Животные и растения — единый мир и, поедая друг друга, не наносят себе ущерба. Но человек создан править: и если от него и его младших братьев пахнет ужасом убитого ими живого существа — они не просто иные для Дикого Мира. Они становятся врагами по своей сути. Это им убыток, поэтому бойся и единожды умертвить!
