— А скорее всего — доброе старое вино, моя обезьянка. Не обижайся, ты и в самом деле смахиваешь на своего выдуманного предка. Только вино это переродилось и загустело, как гремучий студень. Хмеля нет, а пламя в крови и чреслах зажигает. Виноградный напалм, так сказать.
— Напалм? Не слышал.
— И не надо. Пакость… Однако же, забавное явление!
Впрочем, ничего ровным счетом забавного Волкопес не видел.
— Что тебя потешает?
— То, как мы его… того… наружу выводим. Сколько себя здесь помню, мне по малой нужде ни разу не понадобилось.
— Я, по-моему, понял тебя. Это вино испаряется: от моей кожи и твоих десен и языка отлетает как бы влажный туман или облако и оседает на стенах и предметах.
— И верно: вот почему у меня перед глазами дымка колыхается. Надо сказать, не слишком аппетитная гипотеза происхождения аметистовых жеод.
— Жеод?
— То есть дырок, полостей в камне, усыпанных изнутри игольчатыми кристаллами. Имей в виду, я немножко геолог, рудознатец, как Бируни. Вот только либо наша жеода ненормально большая, целый грот, либо мы сами поменее жука-древоточца.
— Что такое «большая» и что такое «малая»? Ты часто говоришь это.
— Опять пошло-поехало. Побеседуй вот с тобой, придирой! Сравнивать надо одно с другим. Все познается в сравнении: вот ты с виду моложе, меньше годами, чем я, сивый и седоватый. Ты подросток, я зрелый муж во цвете сил.
— Неверно. Я старше.
— Здорово! Когда же ты начал быть?
— Я был здесь всегда, с самого начала.
— Заливаешь. Придумай что-либо поумней.
— Придумать? Я был Горец Мак-Леод. Нас осталось двое Бессмертных после всех сражений, а последнему из двоих суждена была власть над миром. Мне она ни к чему, поэтому я упросил моего друга отрубить мне голову и забрать мое могущество себе.
— Тогда почему ты живой? Или мне это почудилось? — хмыкнул Волкопес. — Фига с два я тебе поверил. Небось, по телеку подслушал в те времена, когда экран еще не зарос этой щеткой. Так что давай гони другой вариант, посвежее, о мой человекообразный брат.
— Свежее не могу, только старее. Если я и родился, то этого не помню. Сначала… сначала было нечто, и оно пошло во все стороны сразу. Шесть сторон света: север, юг, восток, запад, замт и надир. И когда оно установилось и легло коридорами, водоемами, куполами и руслами рек, я уже был внутри. В те времена еще не было ни того, что ты называешь теплом, ни того, что ты считаешь холодом, и свет не отличался от тьмы. Не полагай, что я тогда попросту не мог отличить вторые состояния от первых — между ними есть связь и различие. Я никогда не боялся заблудиться или утонуть в этом лоне — ведь нельзя ни потерять себя, ни пропасть в самом себе.
