— Нет, ты смотри, они тоже покрылись этой светящейся мерзостью! Совсем скверное дело, куда ни поверни. Единственная надежда — на Вардино молоко, оно, как-никак, у нее внутри.
Камиль молча кивнул. Почему-то эти рассуждения его убедили: к живым голубоватое пламя совершенно не липло.
Путь вел их от руины к руине. Каким-то непонятным образом странники угадывали в них прошлое могучего города, непревзойденного в своем величии. То ли повисшие среди эфира искры и брызги потустороннего света прорисовывали контуры прекрасных колонн и зданий, амфитеатров и купольно-луковичных храмов, силуэт извилистой стены с зубцами, раздвоенными наподобие ласточкина хвоста, и круглыми, сведенными шатром башнями, образы ступенчатых гробниц пирамидальной формы; то ли просто воздух был заряжен воспоминаниями о былом.
Караван вступил на территорию, увенчанную циклопическим строением, что сохранилось почти полностью. Посреди нескольких огороженных камнем дворов на широком и плоском холме возвышались слегка сходящиеся кверху стены такой толщины, что поверху могли разъехаться две колесницы. Грубые четвероугольные башни пробивали собой облака. Створки ворот, имевших великанский размер, до сих пор казались окованы золотом, хотя оно некогда расплавилось и потекло. Под сапогами и копытами лопались осколки черепиц, которые были покрыты в давнее время сияющей драгоценной глазурью. Что-то виденное в давнем детском сне или просто описанное каким-то бродячим певцом припомнил Камиль, а Майсара солидно произнес:
— Врата города пророков Илийасина и Закарии или старинные захоронения земли Миср. Я много видел, ох, много…
— Да? — рассеянно отозвался его спутник. Ибо в это самое мгновение от великолепных каменных останков отделилась и перерезала путь диковинного вида человеческая фигура верхом на не менее удивительном звере. Впрочем, наметанный глаз Майсары сразу же признал в последнем лошака — с крошечной жеребячьей головкой, короткими тупыми ногами и длинным хвостом с кисточкой. Вот только бока у этого лошадино-ослового бастарда были жутко впалые, а брюхо несуразно толстое: как выяснилось почти сразу же, не от обжорства, а по прямо противоположной причине. Да и мослы несчастной скотины прямо-таки выпирали из мертвенно-белой шкуры, будто щедро рассеянные вокруг кости наспех восставили из праха и обтянули скудной плотью, даже не потрудившись как следует выкрасить поверхность сего бедолаги. Впрочем, седло из добротной синей кожи и притороченная к нему небольшая золоченая арфа создавали яркое цветовое пятно и хоть как-то украшали незадачливого скакуна. Да, именно седло и арфа, но никоим образом не всадник. Его собственный тощий скелет был облечен в довольно нелепую узкую одежду, состоящую из двух частей, отдельно для верха и для низа: бурый кафтан вплоть по телу и такие же шаровары, заправленные в высокие сапоги с раструбами и гигантскими шпорами в виде колес. Плащ за спиной болтался грязной тряпкой, широкополый головной убор нависал над глазами подобно крылу подбитой птицы, однако меч, длинный, прямой и тонкий, был по виду отменное оружие. С лица незнакомец был, пожалуй, не так безнадежен, как с фигуры. Из-под шляпных полей ниспадала на плечи пышная волна темных с проседью кудрей, усы, сливаясь с узкой бородкой, чинно и благостно струились на грудь, нос вздымался посреди узкой морщинистой физиономии гордо, как корабельный румпель, а посреди этого растительного и скульптурного великолепия кротко сияли бархатисто-черные глаза насмерть обиженного ребенка.
