— Тогда вот что, детки. Спускаюсь первый я, вы сзади и становимся в позу. В случае чего я вас обоих зараз подмышки возьму и втряхну летуну в нутро.
Но едва все трое выстроились на толстом мху, как Древесные Люди единым движением поклонились в пояс.
— Дети Великого Кецалькоатля, Пернатого Змея! — сказал один из них на каком-то странном диалекте испанского. — Мы видели, как ваше Змеиное Яйцо с рокотом проносилось над вершинами Лесной Обители, и следили за тем, куда оно опускалось. Вихрь несся за ним и колыхал кроны, как могучий кондор. Мы приветствуем вас.
Его язык хорошо понимали все трое — Вертдом воспитывает своих принцев полиглотами.
— И мы вас приветствуем, — сказал Филипп. — Кто вы?
— Мы зовем себя «Люди Лупуны», «Люди Секвойи» или просто «Зеленые Люди», — ответил вождь или глашатай. — Я Инкарри, то есть «Хозяин, Что Приходит», касик и жрец. Рядом мои дети: сын Итцамна, «Небесная Роса», и дочь Эхекатль — «Ветер». Остальные — мои родичи.
Снова последовал дружный поклон почти такой же глубины, как и прежде.
— А мы — Филипп, Филиппа и Бьярни. Надеюсь, эти имена не будут так уж трудны для ваших ушей.
— Вовсе нет. От языка предков, из которого мы берем торжественные имена, сохранились только эти.
Говоря так, Инкарри и его спутники вежливо окружили нашу троицу и оттеснили от вертолета.
— Съедят, — тихонько шепнула Филиппа по-вертдомски.
— Не дрейфь, по виду они или совсем травоядные, или своим личным хлорофиллом солнышко ловят.
Скорее всего, Древесников в чаще было куда больше, чем казалось нашим пешеходам, потому что идти до места оказалось совсем недалеко.
Только это была вовсе не роща и не деревня.
Над огромным, если смотреть на него снизу, многоярусным сооружением кроны смыкались так плотно, что день едва проникал вниз. Нужен был наметанный глаз, чтобы разглядеть естественную маскировку того, что будто само выросло из земли. На усыпанной крупным щебнем (всё, что осталось от плит) широкой площади росла жесткая трава. Ступени были покрыты мхом — но нет, то были разросшиеся кусты.
— Вот вам и теокалли, — ахнула Филиппа.
Инкарри уловил слово.
— Да. Это священная гора, которую воздвигли, уходя из родных краев, мои предки. Она куда меньше тех, что в Мехико, но ей и не надо быть большой.
— Писарро? — спросил Филипп.
— И Фернандо Кортес. Те, кого они оба теснили, двигались с разных сторон и в разное время.
— Как это выходит, что мы так сразу попали куда хотели?
— Взаимная заинтересованность, — пояснил Бьярни на куда худшем испанском, чем у двойняшек. Нас вроде как привадили.
