Во время пикников, прогулок, когда нет стола, тарелок, вилок и т. д., — как с пищевым добром управляются люди? Полагаю, со мною согласятся, если скажу, что поступают следующим образом: отрезают кусок хлеба, кладут на него кусок колбасы и сделанный таким образом сандвич откусывают. Ленин поступал по-другому. Острым перочинным ножиком он отрезал кусочек колбасы, быстро клал его в рот и, немедленно отрезав кусочек хлеба, подкидывал его вдогонку за колбасой. Такой же прием он применял и с яйцами. Каждый кусочек порознь, один за другим, Ленин направлял, лучше сказать, подбрасывал в рот какими-то ловкими, очень быстрыми, аккуратными, спорыми движениями. Я с любопытством смотрел на эту «пищевую гимнастику», и вдруг в голову мне влетел образ Платона Каратаева из «Войны и мира». Он все делал ловко, он и онучки свои свертывал и развертывал — как говорит Толстой — «приятными, успокоительными, круглыми движениями». Ленин обращается с колбасой, как Каратаев с онучками. Кусая сандвич, я эту чепуху и выпалил Ленину. Это не умно? Но каждый из нас, лишь бы то не повторялось слишком часто, имеет право изрекать и делать глупости.
До этого не приходилось слышать Ленина громко хохочущим. У меня оказалась привилегия видеть его изгибающимся от хохота. Он отбросил в сторону перочинный ножик, хлеб, колбасу и хохотал до слез. Несколько раз он пытался произнести «Каратаев», «ем, как онучки он свертывает» и не кончал фразы, сотрясаясь от смеха. Его смех был так заразителен, что, глядя на него, стала хохотать Крупская, а за нею я. В этот момент «Старику Ильичу» и всем нам было не более 12 лет.
Из обихода Ленина были изгнаны всякие фамильярности. Я никогда не видал, чтобы он кого-нибудь хлопал по плечу, и на этот жест по отношению к Ленину, даже почтительно, никто из его товарищей не осмелился бы. В этот день, когда, возвращаясь в Женеву, мы спускались с горы, Ленин, вопреки своим правилам, дружески тяпнул меня по спине: «Ну, Самсоныч, осрамили же вы меня каратаевскими онучками!»…
«Икру кушают, а не чистят ею сапоги». Несмотря на всю скромность Рахметова, в его жизни присутствовали кое-какие предметы роскоши — дорогие сигары. Ленин не курил, но тоже позволял себе некоторые «слабости».
Так, Владимир Ильич вовсе не был равнодушен к различным кулинарным деликатесам и ценил их. Беседуя в 1920 году с чешским товарищем, он первым делом спросил его, делают ли еще в Чехии кнедлики со сливами… В сочинениях Ленина между слов порой всплывают различные кушанья: пирог с вязигой, паштет, жареные рябчики, сборная селянка по-московски, «пышный, украшенный сахарными завитушками пирог» и, конечно, знаменитая щедринская «севрюжина с хреном»… В нескольких статьях Ленин с удовольствием повторяет русскую пословицу: первая чарочка (рюмочка) колом, вторая соколом, а остальные — мелкими пташечками.
