«Один старый пройдоха, писал Тургенев, давал однажды мудрые советы: когда ты совершаешь подлость, кричи громче всех о низости тех именно поступков, которые ты совершаешь»…
К литературным сравнениям Ленин охотно прибегал и в разговоре, в качестве меткого словца. Например, характеризуя одну деятельницу, Ленин выразился так: «Знаете, у Горького есть один рассказ, где какой-то из его героев, говоря своему товарищу о лешем, так характеризует его: «Леший, вишь, вон он какой — одна тебе ноздря…» — «Как ноздря?» — спрашивает удивленный собеседник. «Да так… просто ноздря и больше ничего, — вот он каков, леший-то…» Так вот М.Ф. похожа именно на горьковского лешего, ха-ха-ха!»
Время от времени Ленин оживлял свои тексты и небольшими историческими анекдотами из разных областей жизни. «Пример немцев напомнил мне немецкое слово Verballhornung, по-русски буквально: обалгорнивание. Иван Балгорн был лейпцигский издатель в XVI веке; издал он букварь, причем поместил, по обычаю, и рисунок, изображающий петуха; но только вместо обычного изображения петуха со шпорами на ногах он изобразил петуха без шпор, но с парой яиц около него. А на обложке букваря добавил: «исправленное издание Ивана Балгорна». Вот с тех пор немцы и говорят Verballhornung про такое «исправление», которое на деле есть ухудшение».
«Мне невольно вспомнился… рассказ об одном незнакомце, который впервые присутствовал на собеседовании античных философов и все время молчал при этом. Если ты умен, — сказал этому незнакомцу один из философов, — то ты поступаешь глупо. Если ты глуп, то поступаешь умно».
«Старый Обломов остался». Еще один «любимый» литературный образ Ленина — помещик Илья Ильич Обломов из одноименного романа Гончарова. По Ленину, Обломов — это почти что воплощение России, русского человека. «Был такой тип русской жизни — Обломов, — говорил он в одной из речей в 1922 году. — Он все лежал на кровати и составлял штаны. С тех пор прошло много времени. Россия проделала три революции, а все же Обломовы остались, так как Обломов был не только помещик, а и крестьянин, и не только крестьянин, а и интеллигент, и не только интеллигент, а и рабочий и коммунист… Старый Обломов остался, и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел». И после всех революций Россия, по Ленину, осталась «обломовской республикой».
В сочинениях Ленина пестрят упоминания «русской обломовщины», «наших проклятых обломовских нравов», «проклятой привычки российских Обломовых усыплять всех, все и вся»… «Вот черта русского характера: когда ни одно дело до конца не доведено, он все же, не будучи подтягиваем из всех сил, сейчас же распускается. Надо бороться беспощаднейшим образом с этой чертой… Я не знаю, сколько русскому человеку нужно сделать глупостей, чтобы отучиться от них». «Русский человек — плохой работник по сравнению с передовыми нациями». «По части организаторских способностей российский человек, пожалуй, самый плохой человек. Это — самая наша слабая сторона…» «Мы дьявольски неповоротливы, мешковаты, сколько еще у нас обломовщины, за которую нас еще неминуемо будут бить». «Они уже совсем было улеглись спать на пожалованном всем российским Обломовым диване, как вдруг…»
