Сейчас раннее утро. Над морем висит густой туман, такой плотный, что его, кажется, можно попробовать на ощупь. Этот туман надежно нас прикрывает. Мы вновь получили недолгую передышку.
Всплыли на поверхность, подзарядили аккумуляторы, а главное, вдохнули свежего воздуха.
Последние часы пребывания под водой были невероятно тяжелыми. Мы задыхались. Только помогали машинки для регенерации воздуха.
Люди теряли сознание, а всплыть было невозможно. Кругом стоял кромешный ад. Немецкие корабли циркулировали вокруг нас и засыпали градом глубинных бомб. Старпом считал взрывы, перекладывая спички из кармана в карман. Ему не хватило двух коробков. Не знаю, как выдержали эту бомбежку наши акустики.
Океан превратился в кипящее месиво. А мы, пользуясь каждой возможностью, скрытно, толчками, под шум винтов противника меняли место и тут же вновь пытались контратаковать…
В разгар бомбежки попросил разрешения пройти в центральный пост лейтенант Сердюк. Появившись в нашем отсеке, он торопливо зашептал что-то на ухо Газиеву. (Мы все говорили шепотом, опасаясь даже слишком громким словом привлечь внимание акустиков врага.)
Газиев жестом подозвал меня.
— Послушай, что предлагает этот джигит… Повтори, Сердюк.
— Нельзя допустить, чтобы наша лодка попала в руки фашистам, — взволнованно зашептал минер.
Газиев нетерпеливо мотнул головой.
— Давай дальше…
— Я предлагаю заложить парочку подрывных патронов в запасную торпеду… И при необходимости…
— Понял? — спросил Газиев.
— Самоубийство не подвиг! — сказал я. — Драться надо до последнего.
— Но я предлагаю только на случай, — запротестовал Сердюк.
— Не будет случая! — резко оборвал Газиев. — Правильно комиссар сказал. Драться будем до последнего. Зубами гадам глотки грызть… Еще выкарабкаемся! Идите на свое место, лейтенант!
Минер вышел из отсека.
— Не знаю, как политически, — сказал мне Газиев в промежутке между двумя разрывами бомб, — но практически ты решил правильно.
— И политически тоже, — возразил я. — У людей нервы натянуты до предела. Подкинуть сейчас им мысль о возможном самоубийстве — преступление… — Я помолчал. — А патроны… Что же, патроны всегда положить успеем…
…Самое страшное случилось около 16 часов. В дизельном отсеке начался пожар: от короткого замыкания загорелась подстанция. Командир отделения мотористов Василий Каманин не растерялся, накинул на себя подвернувшийся полушубок и бросился в огонь. Он сумел выключить рубильник подстанции. Это спасло лодку. Но сбить пламя мотористам не удалось. Отсек заполнился едким дымом. Нельзя было дать распространиться дыму по лодке — атмосфера и без того была отравлена. Мы бы все задохнулись.
