«Аврора» содрогалась. Работали мощные машины. Винты выбрасывали из-под кормы пенные потоки. Вода завихрялась и клокотала.
Белышев и Захаров стояли в ходовой рубке. Рулевой Алексей Аникеев занял место у штурвала. Захаров нервничал, покусывая губу. На ней проступила кровь.
— Нам бы отойти от стенки, а там не страшно, комиссар, — сказал он.
Толчки машин, сотрясавшие корпус корабля, словно прокатывались по телу Белышева. Всем существом он почувствовал: ожила громада крейсера — дышит, пульсирует, вздрагивает от нетерпения.
Напряжение последних минут вытеснило тревогу. Еще четверть часа назад могла разыграться трагедия. Команда, узнав, что Эриксон отказался вести корабль, забурлила. Вспыхнувший как порох Сергей Бабин оказался тут как тут:
— Довольно нянчиться! За борт контру!
Он увлек за собой десяток горячих голов и наверняка натворил бы бед, если бы не леденящий окрик Куркова. Белышев, не мешкая ни секунды, поставил у офицерского салона часовых…
Палубы дрожали, как в ознобе. Впереди простиралась ночная муть, плотная и тревожная.
— Согласен! Согласен! — услышал Белышев. Размахивая бескозыркой, бежал Лукичев. — Командир согласен!
Лукичев был старшим над часовыми, приставленными к каюте Эриксона.
— Снять часовых! — распорядился Белышев. — Пусть ведет!
Захаров, облегченно вздохнув, занял привычное место у штурвала. Белышев потеснился — командир стал у машинного телеграфа. Бинокль на груди тускло отсвечивал большими окулярами.
Крейсер, подаваясь то вперед, то назад, работал винтами, размывая отмель, образовавшуюся за год стоянки.
— Отдать кормовой!
Пучки света, струясь из иллюминатора, осветили взбудораженную воду. Полоса, отделяющая крейсер от стенки, росла, расширялась. Навстречу наплывала густая мгла, и лишь где-то в глубине Английской набережной, как вызов мраку, одиноко мерцало окно, повиснув над черной бездной.
Что-то щемяще-тревожное было в этой тишине, в этой темени, объявшей воду и небо. Напряжение росло. Ждали: вот сейчас грянут из мрака пулеметы, полоснут свинцом по мостику, по палубам. Но было тихо. Лишь за бортом слышался негромкий плеск.
Когда вышли на середину реки, задул ветер. Он подхватывал капли моросящего дождя, швырял их в лицо. Впереди — ни зги. Непроглядная, глухая стена. Стучали машины. Горячие толчки отдавались у Белышева в груди.
«Аврора», не раз пересекавшая моря и океаны, совершала самое короткое плавание, но это было великое плавание.
Где же Николаевский мост? По времени пора!
