Из-под красных занавесей выглянула Франсуэла, вся в белом и в золоте.
Они бросились туда, опережая один другого, задыхаясь, толкаясь; черные плащи развеваемые ветром хлопали по воздуху, как крылья, на которых они неслись к этой очаровательной девушке, напоминая собой полет тех ночных бабочек, которых влечет к себе и поглощает огонь.
Но Браскасу бросился первым. Она увидала его и, произнося: «Ты!» тотчас же захлопнула окно; в ту же минуту, дверь отворилась, и он вбежал в дом.
Он был ослеплен.
Сначала, на него произвели сильное впечатление, одуряющее благоухание и роскошь обстановки, в которой он очутился, порывисто ворвавшись в комнату; тепло, благоухание, краски; каким-то лучезарным виденьем представлялась ему эта смесь огня, редкостных цветов и пестроты перьев почти неземных птиц; даже являлась мысль, что все эти яркие краски и золото, эти душистые растения и всюду разбросанные огни — суть не что иное, как сброшенная одежда Франсуэлы, которая улыбалась ему, полунагая.
Оправившись от минутного замешательства, происшедшего вследствие резкого перехода из темноты к свету, Браскасу мог уже лучше вглядеться в окружающее. Он находился в узкой комнате, обитой ярко-красными обоями, на которых висели золотые канделябры; там и сям куски голубого, розового и зеленого атласа висели по стенам тянулись по ковру, без всякой видимой причины или необходимости, просто ради яркости красок, представляя собой искусственно созданную и фантастически пестревшую лужайку. Кроме того, бокалы, безделушки, соломенные украшения. А ослепительный свет двадцати свечей, отражавшийся в кристаллах, как яркое пламя отчетливее обрисовывал весь этот шелк и мерцал на позолоте; а Франсуэла, белая и полная, соблазнительная в своем спущенном пеньюаре и закутанная массою густых волос — обезумевшая, быть может, пьяная, так как шатаясь, сделав несколько шагов, она облокотилась на горлышко бутылки, которая упала тут же со стола — Франсуэла, краски, аромат, тепло, все, под обаянием ее чудной красоты, казалось какой-то баснословной картиной роскоши и веселья.
Она сказала смеясь:
— О! Как ты безобразен! Но, кажется, французы очень забавны! Ты, ведь, заставишь меня смеяться, скажи?
И полная неги, готовая отдаться, с грацией ласкающегося животного, она обеими руками обвила шею маленького человека.
Он, изумленный, почти испуганный, увернулся от этого горячего порыва ласки и прошептал:
— О! посмотрим, посмотрим, но кто же вы?
