— В самом деле, неплохо. Совсем неплохо, — оценил Финго его набросок.
Копиист пожал плечами.
— Я не могу отделаться от ощущения, что я его раньше видел.
— Только не здесь, брат. И не при мне.
Френсис заболел, и прошло несколько месяцев, прежде чем он снова посетил мастерскую плотника.
— Лицо я почти закончил, Френсиско, — сказал резчик. Как он теперь тебе нравится?
— Я знаю его! — выдохнул Френсис, увидев глаза в сети морщинок, в которых смешалось странное — и веселое и печальное — выражение, а в углах рта таилась застенчивая улыбка; лицо это было знакомо ему.
— Знаешь? И кто же это? — удивился Финго.
— Это… ну, я не совсем уверен. Я предполагаю, что знаю его. Но…
Финго рассмеялся.
— Ты просто узнаешь свои собственные рисунки, — предложил он объяснение.
Уверенности в этом у Френсиса не было. Но вспомнить, где же он видел это лицо, Френсис так и не мог.
«Хм-м-хм-м», — казалось, говорила ему эта застенчивая улыбка.
Аббата она раздражала. Когда он счел, что работа закончена, то объявил, что никогда не позволит, чтобы она была использована для той цели, для которой предназначалась с самого начала — как образ, который будет стоять в церкви, если канонизация блаженного будет подтверждена. Несколько лет спустя, когда фигура была окончательно завершена, Аркос потребовал поставить ее в коридоре дома для гостей, но позже приказал перенести к себе в кабинет, после того как она испугала гостя из Нового Рима.
Медленно и тщательно брат Френсис превращал овечью шкуру в сияние поразительной красоты. Слух о его работе разнесся по скрипторию, монахи часто собирались вокруг его стола и, глядя на его труд, бормотали в почтительном восхищении.
— На него снизошло вдохновение свыше, — шептал кое-кто, — и вот тому доказательство. Должно быть, сам блаженный встретился ему…
— Не могу понять, почему бы тебе не использовать свое время для более полезных вещей, — хмыкал брат Джерис, сарказм которого поутих после того, как год за годом он сталкивался с терпеливыми ответами брата Френсиса. Скептик использовал свое свободное время, сшивая и украшая абажуры на лампы в церкви, чем привлек внимание аббата, который повысил его в должности, сделав старшим. Не за горами было и дальнейшее возвышение брата Джериса.
Брат Хорнер, дряхлый мастер-копиист, болел. Через несколько недель стало ясно, что возлюбленный брат в монашестве не встанет со смертного ложа. Похоронная месса прозвучала в первые дни Пасхи. Святые останки старого мастера были преданы земле. Пока братство изливало свою печаль в молитвах, Аркос тихой сапой назначил брата Джериса старшим в скриптории.
