— Ваше сиятельство, а вирмане? Пираты, безбожники?
Лиля возвела глаза к небу.
— Да, пастер. Я знаю это. но я полагала, что вы сможете привести их души к свету. Подумайте сами — если бы я их не наняла, они бы так и закоснели в грехе. А сейчас у вас есть шанс спасительно подействовать на их души.
И вспомнился неподражаемый Ширвиндт.
'- …спасительно подействовать на его душу…
— на ЧТО подействовать?
— На душу, Альфред!'[2]
Тоска грызанула с такой силой, что на глаза аж слезы навернулись. Пастер встревоженно вскинулся.
— Ваше сиятельство?
— Нет — нет…. Все в порядке… ах, пастер… какое несчастье — этот пожар. Как хорошо, что вы у нас есть… раньше я вас не ценила по достоинству, а вот когда случается несчастье, когда лишаешься ребенка…
Вместо ответа пастер осенил себя знаком Альдоная.
Лиля повторила за ним и принялась читать одну из молитв, которые хранились еще в памяти Лилиан. Молитва, кстати, так и называлась — Об облегчении страданий человеческих.
Пастер наблюдал за тем, как она молилась — и лицо его разглаживалось с каждым словом.
Лиля заметила это и закрепила положительный эффект еще двумя молитвами.
Так держать…
Наконец пастер сотворил знак Альдоная — и Лиля поднялась с колен. А то ж! Не молиться ведь на ногах? Хотя ушибленные во время драки с убийцей колени ныли нещадно. Ну да ладно. Перетерпим.
Хотя во взгляде мужчины оставались еще сомнения. Ну да. решительность, домоправительница, вирмане по дому бегают… И Лиля решила добавить.
— Прошу вас разделить мою скромную трапезу.
Судя по удивленной гримасе на лице пастера — он не ожидал от графини такой скромности. Овсянка, в которую она не положила ни меда, ни варенья, кусок сыра и стакан воды. Холодной, колодезной…
Есть все равно не хотелось.
Температура все‑таки поднялась. Немного, но неприятно.
Самому пастеру подали и мясо, и грибы, и яйца…
Несколько минут он смотрел на Лилю, а потом разродился.
— Дочь моя, вы проявляете похвальную умеренность…
Лиля опустила глазки еще раз… может, проще и не поднимать? Точно не споткнешься…
— Пастер, я не могу объедаться, когда на моих землях от голода умирают дети. Это страшно.
— Это…
— Это тоже после потери ребенка. Я должна вести благочестивый образ жизни — тогда меня простят за мои прежние грехи.
Глаза стали уже теплее. Так держать.
— Пастер, вы ведь не будете возражать, если Марк будет учиться вместе с Мири?
— да, разумеется.
Еще бы ты возражал. Такая халява! Образование тут на вес брюликов!
— И в том числе учиться защищать себя.
