, а во-вторых, никаких идеологических вопросов в связи с историей, положенной в основу сценария, опубликованной в СССР и переведенной на несколько иностранных языков, не возникало
[419].
В целом расшифровка стенограммы декабрьского собрания 1962 года оставляет впечатление, что некоторые члены худсовета чего-то испугались. Чтобы понять, чего, мы должны восстановить в памяти ряд событий, произошедших в советской культурной и политической жизни в период с июля по декабрь того года.
Во-первых, 28 июля 1962 года в «Правде» вышла статья с критикой в адрес советского кинематографа. Ее развил Центральный комитет в августовской резолюции, где также отмечались различные недостатки советской киноиндустрии[420]. Резолюция вооружала работников кино конкретной программой для борьбы с серьезными недостатками кинематографического искусства, поднятия идеологического и художественного уровня фильмов. В журнале «Советский экран» эта программа называлась «новым прекрасным доказательством отеческой заботы партии о развитии искусства»[421].
Первая половина декабря 1962 года стала неспокойным временем в отношениях Хрущева с советской культурой. Все началось с печально известного инцидента на художественной выставке в «Манеже» 1 декабря и продолжилось хрущевским нажимом на искусство и литературу 7 декабря[422]. Наконец, за день до собрания на «Мосфильме», 17 декабря, состоялась конференция, в которой приняли участие высокопоставленные представители партии и кинематографии[423]. Это мероприятие стало первым в серии подобных конференций. На второй, в марте 1963 года, была организована публичная травля Тарковского и других деятелей кино, и Хрущев, призвав всех присутствующих шпионов покинуть зал, произнес свои знаменитые слова, которые считают знаком конца оттепели[424].
На конференции 17 декабря прозвучала десятичасовая речь Леонида Ильичева, главы только что созданной идеологической комиссии ЦК[425]. Ильичев заявил, что в вопросах идеологии не может быть никакого мирного сосуществования[426]. Он раскритиковал недавние конкретные проявления «буржуазной идеологии» в советском искусстве, отметив, что «это находит выражение, в частности, в ложной интерпретации "человеческой природы", в пропаганде абстрактного гуманизма»[427].
Пожалуй, особенно важным в контексте нашей темы служит замечание Ильичева о нескольких идеологически дефектных фильмах, ошибочно пропущенных в силу безответственности и чрезмерно либеральных оценок
