.
Известия о таких баснословных народах вошли в средневековые энциклопедии Исидора Севильского, Викентия де Бовэ (Vicentius Bellovacensis) и др., в повести об Александре Македонском псевдо-Каллисфе-на, в Сказание или Послание пресвитера Иоанна об Индийском царстве (Epistola de mibilibus Indias), в специальные «Книги чудес» («Livre de Merveilles», рукопись Парижской библиотеки) и трактаты о чудовищах («De Monstris et Belluis», рукопись, как полагают, VI века), в разные апокрифические сочинения (например, в слово псевдо-Мефодия Патарского «о царствии язык последних времен») и др. Немногие образованные путешественники того времени, проникавшие в отдаленные страны (как, например, Плано Карпини, Марко Поло, некоторые арабы и др.), приносили из своих странствий новые рассказы в том же роде, которые стали еще более возрастать в числе по мере того, как открытия португальцев, испанцев и голландцев проложили путь для заморской торговли с отдаленными странами. Новые сведения, перемешанные со старыми, нашли себе место в Луцидариях, «Книгах Природы» и космографиях (например, Себастьяна Мюнстера). Некоторые путешественники в Египет, Индию и другие тропические и субтропические страны особенно отличились собиранием всевозможных сведений о баснословных народах; в ряду их едва ли не первое место занимает Мандевилль, французский путешественник XV века. Многие из подобных рассказов пользовались кредитом весьма долгое время, и мы встречаем их (или подобные им) даже у образованных писателей XVIII века, например у Де Майллье, de Paw и др. Сам Линней верил в существование хвостатых людей, принимал «ночного человека» (что-то среднее между человекоподобной обезьяной и человеком-альбиносом) и не сомневался в существовании «диких» людей, волосатых, ходящих на четвереньках и открываемых по временам в лесах. Даже в XIX столетии появлялись еще известия об открытии людей с хвостами в тропических странах, именно в Африке и в Юго-Восточной Азии.
Не подлежит сомнению, что некоторые из этих известий, разбросанных в древней, средневековой и позднейшей литературе Запада, проникали с довольно отдаленного времени и в русскую литературу. Более образованные люди из нашего духовенства знакомились с произведениями отцов церкви и с разными апокрифическими сочинениями, а через посредство их могли получить сведения и о разных дивных людях. В допетровскую эпоху у нас были в ходу и переводы «Александрии», и «Сказание об Индии богатой», и «Луцидарии», и, наконец, «Космографии». Во всех этих сочинениях, так же как в Азбуковниках и в собранной из них статье «о людях дивных», русские люди знакомились и с пигмеями, и с монокулами (одноглазыми), и с сатирами, и с псоглавцами и со многими другими подобными баснословными людьми-чудовищами. Но, во-первых, большая часть этих переводных сочинений стала распространяться у нас сравнительно поздно, не ранее, надо полагать, XVI века, а с другой стороны, сопоставляя данные их с известиями рассматриваемого нами Новгородского сказания, нельзя заметить никаких следов явственного влияния первых на второе. Все, что говорится о молгонзеях, о линной самоеди, о людях мохнатых от пупа до долу, о людях живущих в земле, о людях ходящих под землею с огнем, о каменской самоеди, — все это совершенно оригинально; если же в других известиях и встречается нечто напоминающее рассказы в древних и западных литературах, например, о людях без голов, о немом торге, то и это немногое обставлено настолько оригинальными подробностями, что заставляет предполагать скорее совпадение или сходство, чем какое бы то ни было заимствование.
