— Ты с ума сошел, болван? Ты не имеешь права! Ты еще несовершеннолетний.
— Если я выгляжу на восемнадцать, то, значит, мне уже есть восемнадцать. Я намного сильней, чем те парни, которых я сегодня видел.
— Я пойду туда и попрошу вычеркнуть твое имя из списков!
— Если ты это сделаешь, — сказал Роджер, — я убегу на юг и запишусь там.
Вильям понял, что Роджер так и сделает. С минуту в нем кипела ярость, потом он снова успокоился.
— Ну, хорошо, — согласился он, — если один из нас идет, то мы идем вместе.
— Но ты ведь не хочешь! — сказал Роджер.
— Я не позволю тебе уйти без меня. За таким ребенком, как ты, нужно присматривать. К тому же каков я буду, как ты думаешь, если уходит мой младший брат, а не я?
Поэтому Вильям и Роджер записались вместе и вместе лома выступили, пытаясь уговорить родителей.
— Не волнуйся, мама, — сказал Вильям. — Я буду заботиться о Роджере так же, как и ты, и я сделаю так, чтобы нас не разлучили.
В том же месяце они были уже в Поткауэне, в учебном лагере королевской артиллерии.
«Если подумать, то здесь не так уж плохо, — писал Вильям домой. — На самом деле я думаю, что мне это подходит». И в конце письма, в небрежном постскриптуме: «Вчера утром я был лучшим в стрельбах. Инструктор говорит, что я прирожденный артиллерист. Мне могут сразу же дать нашивку, если все пойдет по плану».
Теперь, когда он стал солдатом, Вильям просто не мог не быть хорошим солдатом.
Однажды в майское воскресенье Бетони ездила в Лондон, где весь день провела с Майклом. Он выглядел лучше, окрепшим и отдохнувшим, но когда она сказала об этом, его глаза потемнели и его передернуло.
— Я здоров практически на сто процентов. А это значит, что меня скоро отправят за границу.
— Ты уверен? — спросила Бетони. — Уверен, что уже здоров, я хочу сказать.
— Ты сама только что сказала это.
— Я сказала, что ты хорошо выглядишь, но ведь я не врач.
— Конечно, нет. Но их полным-полно, и они меня осматривают снова и снова. — Потом он вдруг спросил: — Как дела на военных заводах?
— Ужасно, — сказала она. — Вчера я была в Бирмингеме — там делают снаряды. Производительность труда невероятная, и так повсюду, куда бы я ни приехала.
— Вот как! Если нам есть что выбрасывать, мы еще чего-нибудь добьемся.
— Что-нибудь должно произойти? — спросила Бетони. — Большое наступление?
— Ш-ш-ш, — сказал он, улыбаясь. — Откуда я знаю, что ты не шпион?
Они пили чай в «Трокадеро». Он передал ей через стол свою чашку и украдкой наблюдал, как она наливает чай. В спокойном выражении ее лица было что-то, что удивляло его всякий раз, когда он смотрел на нее. Казалось, она сама не знает, как она улыбается, как выглядит и какая она вообще. Нет, он не ошибся. Он очень хотел ее.
