При появлении хозяйки дома лорд Эшуорт и герцог поднялись со своих мест, как того требовал этикет. Но потом, к удивлению Амелии и всех собравшихся, герцог сделал даже больше — он выступил вперед.
— Леди Лили, — начал он, — позвольте выразить мои глубочайшие соболезнования в связи с вашей потерей.
Глубочайшие соболезнования? Амелия подозревала, что на самом деле этому человеку не было никакого дела до смерти Лео.
— Позвольте заверить вас, — продолжал Морленд, — что как друг Харклифа, его соратник по клубу и джентльмен я готов оказать вам всяческую помощь и поддержку.
— Благодарю, ваша светлость, — ответила Лили и с отчаянием посмотрела на Амелию, когда стало ясно, что герцог еще не закончил свою речь.
— В дополнение к этому я хочу сделать вам предложение, — произнес он.
Все затаили дыхание.
— Я намерен предложить вам более чем щедрую компенсацию за долю вашего брата в совладении конем Осирисом.
В библиотеке воцарилась такая тишина, что слова герцога падали в пространство гулко, точно камни в воду. И только когда шок от сказанного прошел, все присутствующие дружно выдохнули:
— Что?!
— Я хочу купить жетон, — пояснил герцог.
Каблуки сапог Эшуорта стукнули по полу.
— Вы не можете купить жетон. Он должен быть выигран в азартной игре.
— А как насчет несчастного случая? — холодно поинтересовался Морленд. — Налицо невезение в худшем его проявлении.
Ну вот. Теперь Амелия убедилась, что первое впечатление о герцоге ее не обмануло. Более того, оно настолько окрепло, что показалось отлитым из бронзы. Он оказался самым высокомерным, эгоистичным и бесчувственным из мужчин, с которыми она имела несчастье вальсировать.
— Но ведь ожидалось, что вы попросите ее руки! — прорычал Беллами.
— Устав требует от меня оказать помощь. Это я и делаю. — Герцог вновь обратился к Лили: — Мадам, завтра я попрошу своего секретаря нанести вам визит. Он будет в полном вашем распоряжении, захотите ли вы заняться организацией похорон или поисками нового дома. Он также принесет вам чек, в котором будет прописана сумма за долю Лео в клубе «Жеребец». Вы вольны принять или отвергнуть его.
— Мерзавец, — процедил сквозь зубы Беллами. — Речь идет о чести, а вы способны думать лишь об этом проклятом коне.
— Да вы все только и думаете об этом проклятом коне! — воскликнула Амелия, подходя к хозяйке дома.
Все трое затихли, устремив взгляды на различные предметы декора, которые раньше вряд ли удостаивались столь пристального мужского внимания. А может, в жизни этих мужчин действительно не было ничего ценного, кроме этого коня и клуба? Этим вполне можно было бы объяснить их жалкое молчание.
