— Давай по домам, — артачился председатель. — Приказал, исполняйте.
Роя копытами землю, беспокойно косясь на людей, Огонь стоял в противоположной стороне загона. У Алексея, как только он увидел игреневого, захватило дыхание. Чтобы не выдать волнения, он с хрустом потянулся, легким движением вскочил на рослого поджарого вороного коня, которого подвел Сенька. Хлопая вороного Аполлона по холке, Алексей перехватил взгляд директора конезавода:
— Не выйдет. Мешковат.
Реплика явно адресовалась ему.
Аполлон заржал, ударил копытами в землю, встал на дыбы.
Алексей дернул повод. Приплясывая; кусая мундштук, жеребец тронулся с места. Огонь насторожился, едва Аполлон приблизился к нему, тревожно заржал и, распушив хвост, пошел свободной рысью вдоль забора.
Алексей наклонился к шее вороного.
— А ну, Аполлон, покажи работу! — и мигом почувствовал, что плотные струи воздуха взлохматили шевелюру, потекли между лопаток. Огонь перешел на галоп. Этого и ждал Алексей: галоп быстро уморит игреневого, а вороной, бегущий рысью, даже не успеет устать.
— Жарь, братка, жарь! — долетел ликующий Сенькин крик.
Алексей повернулся. Сплошным цветным пятном мелькнули стоявшие в клети, в которой взвешивают скот, Марфа, Пламенный, Яков Александрович и директор конезавода.
Около двадцати кругов неистового гона сказались: Аполлон поравнялся с игреневым, начал прижимать его к заплоту. Огонь сердито храпел, норовил укусить кого-нибудь из преследователей. Вскоре, одной рукой схватившись за трепещущую гриву, другой — опершись о загорбок, Алексей переметнулся на спину игреневого.
— Ворота, ворота откройте! — крикнул он и тут же ощутил, что летит через голову резко остановившегося Огня. Это была обычная лошадиная «хитрость». Алексей снова вскочил на спину коня, который с остервенением бросился вперед.
Через час Алексей возвратился из степи к загону, глядя в счастливые глаза Марфы, одел на игреневого уздечку, которую подал ему улыбающийся всем лицом Яков Александрович. Директор конезавода потрепал Алексея за плечо:
— Молодец! Мне бы такого хлопца.
3
Возвратясь из колка, Марфа увидела своего свекра на лавочке возле дома. Василий Федорович был в старенькой, табачного цвета шубейке, в мягких черных валенках. Приветствуя ее, он снял баранью шапку, и Марфа поразилась, какие у него прозрачные, дряблые и морщинистые уши. Умрет, наверно, скоро: солнце, теплынь, а он зябнет.
— Нездоровится, папаша?
— Нет, такой напасти со мной не случается.
