Мысли Мениона все возвращались к событиям предыдущих дней, и он много раздумывал над услышанным от Шиа. Он знал очень мало об истории Больших Войн, о Круге друидов, о загадочном появлении так называемого Ведуна-Владыки и о его уничтожении объединенными силами трех родов. К своему стыду, горец почти ничего не знал о Мече Шаннары — оружии, что уже много лет было символом свободы, обретенной воинской доблестью. И теперь оказалось, что этот Меч по праву рождения принадлежит никому не известному сироте, полуэльфу-получеловеку. Это было так странно, что Менион до сих пор не мог представить Шиа в подобной роли. Он инстинктивно понимал, что здесь не хватает чего-то важного, очень важного для разгадки тайны легендарного Меча. И без этого «чего-то» три друга были столь же беспомощны, как листья, гонимые ветром.
И еще Менион понимал, что сам он принял участие во всем этом не только из-за дружбы с Шиа. Тут Флик был прав. Даже теперь горец не смог бы объяснить, почему он дал себя уговорить отправиться в это рискованное путешествие. Он знал, что принц Лии должен быть совсем другим. Знал и то, что его интерес к людям всегда был поверхностен, он никогда не пытался понять, что значит справедливо управлять страной, где слово монарха — единственный закон. Но Шиа всегда верил в него и уважал. Значит, с ним все-таки можно иметь дело, хотя до сих пор он не сделал ничего достойного, так… бурные приключения, дикие выходки.
Ровная травянистая низина сменилась изрытой, бесплодной землей, то резко вздымающейся невысокими бугорками, то обрывающейся вниз, в узкие, похожие на рвы лощины. Идти стало трудно, а местами — так просто опасно. Менион тревожно глядел вперед, не покажется ли ровная земля, но даже с вершин крутых холмов ничего утешительного не видел. Он упрямо тащился вперед, как будто не замечая неровностей почвы, и только тихо ругал себя за то, что решил идти этой дорогой. Мысли его беспорядочно блуждали, вдруг горец услышал какой-то звук. Менион прислушался — тишина, и он решил, что это ветер или ему просто показалось. А через мгновение звук раздался снова — чистый, нежный женский голос. Песня, далекая и приглушенная. Менион зашагал быстрее, уверенный, что ему чудится, но с каждым его шагом сладкий зовущий голос становился все громче. И вскоре чарующая песня переполнила самый воздух радостным, необузданным разливом чувства, проникая в глубины сознания горца, зовя к себе, пробуждая неистовое желание стать таким же свободным, как песня. На мгновение Менион задумался, что может делать здесь женщина, в этих унылых низинах, откуда до ближайшего поселения было несколько миль, но песня рассеяла все сомнения тихая, доверительная, она шла от самого сердца.
