Пруденс, вторая по старшинству, которая всегда была сдержанной и благоразумной, поспешила отказаться:
— На меня не рассчитывайте, благодарю вас. Но вы трое, разумеется, можете себя побаловать.
Честити понимающе кивнула и остановила взгляд на трех своих сестрах. Они были образцами совершенства. Все вокруг считали их прекрасными, просто безупречными. И все же каждая из сестер прекрасно знала, что окружающие желали быть кем угодно, только не такими, как они. Внешне сестры представлялись эталонами, неземными моделями идеала женщины. Внутри же были пустыми сосудами, пойманными в ловушку добродетелей, с которыми родились, чтобы служить их олицетворением.
— Что ж, тогда пойдемте, — сказала Мерси, успев удержать рукой свою шляпку, которую налетевший вдруг порыв ветра едва не сдернул с ее льняного цвета локонов. — У меня уже слюнки текут при мысли о пироге!
Всего через несколько минут они оказались в тесной маленькой пекарне, вдыхая свежие ароматы сдобной выпечки, миндаля и сливочной глазури.
— О, это божественно! — невольно пробормотала Честити. Реагируя на восхитительные благоухания, ее желудок громко заурчал. Или, возможно, решила Честити, бросив взгляд через плечо на ждущую у двери Пру, до нее донеслись призывы живота сестры, которые та так долго отрицала. Заметив голод в глазах Пру, Честити наклонила голову, показывая на деревянную полку с ожидавшими их бесчисленными угощениями. Но Пруденс поступила типично для себя: сжала губы и покачала головой. Возражение — это все, что знала Пру.
— Вот, — объявила Мерси, когда они вышли из пекарни, протягивая каждой из сестер по пирогу. Она купила порцию и для Пру, но когда та отказалась от яства, вручила пирог маленькой девочке. Малышка стояла рядом с матерью, торговавшей ирисками из плетеной корзины.
— О, спасибо, голубушка, — сердечно произнесла женщина, когда ее дочь схватила пирог и с жадностью запихнула его в рот.
— Не стоит благодарности. Это ведь канун Майского праздника, — ответила Мерси, — он не был бы полным без бэйквэлского пирога.
Улыбнувшись маленькой девочке, Честити вдруг выхватила взором что-то сияющее, возникшее посреди дороги. Оказалось, ее внимание привлек мужчина верхом на чистокровном белом коне, украшенном блестящей золотой уздечкой.
Незнакомец отличался неземной красотой, он казался потрясающим, самым эффектным из всех мужчин, которых когда-либо видела Честити. Всадник был высоким и светловолосым, его одежда выглядела так, словно ее соткали из золотой осенней паутинки. Наряд был отделан роскошной вышивкой, украшен слоями кружев и обтянутыми тканью пуговицами. Незнакомец не напоминал самодовольного павлина, подобно многим джентльменам, следовавшим последнему писку моды на кичливость. Каждой клеточкой своего существа он был мужчиной — требовалось особое мастерство, чтобы произвести подобное впечатление, достичь которого было почти невозможно в его искусно расшитом сюртуке и жилете.
