Очень не прочь пожевать из лунной моркови бисквит.
Из лунной моркови рагу, из лунной моркови рагу,
Вкуснее – ну как ни крути! – найти ничего не могу.
И лебедь прекрасный в пруду, и гордый павлин на лугу
Зачахнут, когда их лишат из лунной моркови рагу.
[Стихи здесь и далее – в переводе Я. Гордина.]
– Слыхали? – торжествующе прошептала Пенелопа. – Что я вам говорила?
– Невероятно, – пробормотал Питер. – Что же это такое? Двое карликов?
– Тогда они какие-то особенно маленькие карлики, если поместились в этом свертке, – заметила Пенелопа.
– Мы не узнаем, что это такое, пока не развяжем пакет, – рассудил Саймон.
– А как знать, будет ли он доволен, если его развяжут? – задумчиво проговорил Питер.
– Он что-то такое упоминал про освобождение, – вспомнила Пенелопа.
– Ладно, спросим его, – решил Саймон. – По крайней мере, он говорит по-английски.
Мальчик стал решительно спускаться и первым подошел к свертку, который самозабвенно распевал, не подозревая ни о чьем присутствии:
Из лунной моркови омлет, из лунной моркови омлет,
Он сделал меня молодцом, которому равного нет.
Младенец в пеленках сырых и старец, что мохом одет,
Ликуют, завидев едва из лунной моркови омлет.
Саймон откашлялся.
– Простите, – начал он, – простите, что прерываем вас, но…
Из лунной моркови бульон, из лунной моркови бульон,
Он лучше бальзама для тех, кто тяжким недугом сражен.
Хлебнете хороший глоток – и гибнет микробов мильон.
Смертелен для хвори любой из лунной моркови бульон.
– Простите, – сделал новую попытку Саймон, уже гораздо громче.
Пение прекратилось, наступила тишина.
– Что это? – наконец испуганно прозвенел тоненький голосок.
– Какой-то голос, – ответил скрипучий. – Я почти уверен, что это был голос, если только это не был удар грома, вой урагана, шум прилива, грохот землетрясения или…
– ПРОСТИТЕ! – на этот раз что есть мочи прокричал Саймон. – Хотите вы, чтобы вас развязали?
– Ну вот, пожалуйста, – произнес скрипучий голос. – Я же говорил, что это голос. Предлагает нас развязать. Как мило. Скажем «да»?
– Еще бы, – отозвался звенящий голосок. – Мы столько просидели в темноте.
– Прекрасно, – произнес скрипучий голос. – Мы разрешаем нас развязать.
Ребята тесно окружили сверток. Саймон достал перочинный нож, осторожно разрезал толстый лиловый шнурок, и они принялись стаскивать бумагу. Под ней обнаружилось нечто напоминающее большой стеганый чехол для чайника, густо покрытый узором из листьев и цветов, вышитых золотой нитью.
