Юлька ушла с ним в пять утра. В Таллинне было сыро и прохладно, только-только начинало светать.
- А ты сам часом ны на ыгле? - справился душевный айзер, внимательно выслушав таллиннскую историю.
- Я? - Вадик несколько опешил. - Вроде нет. А что?
- У тэбя зрачкы расширэны.
Вадим присмотрелся к выпуклым глазам собеседника. Они казались гораздо больше обычных - зрачки, естественно, тоже:
- И у тебя, - сказал он. - Что, на игле?
- Нэа. - Айзер улыбнулся, и кивнул на выход: - Ыдем?
- Куда? - не понял Вадим.
- Куда ты собырался?
- Черт его знает. - Он пожал плечами. - Вроде, никуда.
- Поэхали ко мнэ, - предложил приятель.
- Далеко?
- Нэа. Десять мынут. Ты же ныкуда нэ спэшишь?
- Да вроде, нет.
- Поэхали. - Айзер поднялся из-за стола, захватил свой полиэтиленовый сверток и не спеша зашагал к двери.
Вадим оставил на столе триста рублей и как привязанный отправился следом.
- Слышь! - Он догнал дружищу на улице. - Я не спросил, как тебя зовут.
- Ахмэд, - представился айзер. - Мэня зовут Ахмэд.
Подал медленный крупный снег. Ветра совсем не было. Такси добросило их до метро «Площадь Александра Невского», дальше Ахмед повел Вадима какими-то пустынными дворами. Сугробы намело чуть ли не по колено. Люди вокруг словно вымерли, никто даже собак не выгуливал. Наконец, они добрались до парадной, поднялись к лифту и остановились.
- Послэдний этаж, - объявил Ахмед, нажав на кнопку лифта, и вновь похвалил кожанку: - Кароший куртк. А подкладк? Ынтэрэсно, какой подкладк?
Хотя об этом его никто не просил, Вадик зачем-то снял куртку. Соображал он хило - выпито было предостаточно.
- Очэнь ынтэрэсно. - Айзер со вкусом пощупал материал.
Двери лифта отворились. Перекинув "куртк" через руку, Вадим вошел первым. Ну, на правах гостя. Вошел, встал у стенки, глядит, а у айзера душевности как не бывало: шары в глазницах крутятся-вертятся, рот открылся, - а тот полиэтиленовый пакетик, с которым он не расставался, так и запрыгал в руках! Так и запрыгал! И тащит он ведь что-то, тащит из своего пакетика!!!
"Только не дуло!!!" - вмолился Вадик, вцепившись обеими пятернями в пакет.
Он почувствовал в ладонях широкое, острое полотно – пронесло! - и заорал нецензурщину так громко, что, наверняка, поставил на уши весь подъезд. После подобных арий только глухонемой не запрет жилище на все замки и не постарается держаться подальше от двери, ведущей на лестницу.
Ахмед почему-то начал сдавать. Он позволил вытолкать себя из лифта, и оба переместились на площадку, держась за один и тот же нож. Айзеру удобнее: у него рукоятка. Вадим же висел на мокром, скользком лезвие. Мокром, потому что в крови.
