Мы зашли в темный подъезд, в котором отчаянно воняло кошачьей мочой, крысами и тухлой рыбой. У меня даже глаза защипало от смрада. Поднялись на третий этаж. Площадка была такой малюсенькой, что открывшаяся дверь разделила ее на две части. Кир пропустил меня вперед, прокомментировав, что у Борьки дверь никогда не запирается, якобы таким образом он дает понять, что всегда рад гостям. Я с опаской переступила порог маленькой «хрущевки».
Почему Борис не закрывал дверь, ничуть не опасаясь за нажитое добро, стало понятно через пару минут. Добра в однокомнатной квартире не было вообще. Зато было полно странного народа, грязи и тараканов.
— Борис Борисыч, — поприветствовал Кир высокого худого мужчину с благородным лицом, но отсутствующим взглядом. Он сидел на кухне с девушкой и парнем. На столе стояли чайные чашки, в заварочном чайнике темным янтарем отсвечивал чай, а на блюдечке лежали вафли и баранки.
— О, Поэт! Приехал! — обрадовался хозяин дома. — Мы тебя еще вчера ждали.
— Да я вон девчонку на трассе подобрал, — кивнул он в мою сторону. — Не пропадать же человеку.
Все, как по команде, повернулись и изучающее уставились на мою скромную персону.
— Здрасте, — сконфуженно кивнула я.
— Как звать? — куда-то мимо меня посмотрел Борис.
— Варя, — шепотом отозвалась я, чувствуя, как краснеют щеки.
— Рад тебе. — Он взмахнул рукой, видимо приглашая к столу.
— Садись. — Кирилл откуда-то извлек табурет, смахнул с него грязь и таракана, выудил из раковины две чашки, ополоснул их и поставил на стол.
Я робко уселась на самый краешек между девушкой, которая все так же пялилась на меня, и парнем, который даже не счел нужным чуть подвинуться, чтобы я поместилась. Кир плеснул мне чая и уселся рядом с другом напротив меня.
— Так ты и есть тот самый Поэт? — отмерла девушка, повернувшись к Кириллу.
— Наверное, — дернул он плечом.
— Борис много о тебе рассказывал.
— Надеюсь, не о наших с ним похождениях? — засмеялся Кир.
— И о них тоже, — оживился Борис, опять глядя в никуда.
— Вчера было много народу. Все тебя ждали, — заунывным голосом вещала девица, растягивая слова.
Я не могла определить, сколько ей лет. Может быть, восемнадцать, а может, все тридцать пять. У нее была полноватая фигура, которой она, судя по короткому топу и шортикам, совершенно не стеснялась. Зелено-красный ежик волос и две татуировки: одна — в районе лопатки, другая — на руке.
— Человек предполагает, как известно… — стрельнул он глазками.
