— Разверни, — велел Мазо, прежде чем Джо убрал бумажку в карман.
Джо покосился на него. От луны здесь было светло, как днем.
Мазо кивнул.
Джо повертел бумажку в руке, большим пальцем отвел ее верхний край. Сначала он даже не понял, что означают эти два слова:
Брендан Лумис.
— Прошлой ночью его арестовали, — произнес Мазо. — Избил одного типа возле магазина «Филен». Потому что оба хотели купить одно и то же пальто. Потому что он дикарь и ничего не соображает. У жертвы имеются друзья, так что эта правая рука Альберта Уайта в ближайшее время не вернется к его туловищу. — Он посмотрел на Джо, кожа его казалась оранжевой в лунном свете. — Ты его ненавидишь?
— Конечно, — ответил Джо.
— Вот и хорошо. — Мазо похлопал его по локтю. — Отнесешь эту записку отцу.
В нижней части сетки, разделявшей Джо и его отца в комнате для свиданий, имелось отверстие, достаточно большое, чтобы просовывать в него записки с той или с другой стороны. Джо должен был положить записку Мазо рядом с отверстием и слегка подтолкнуть, но он не мог заставить себя поднять эту бумажку, лежавшую у него на колене.
Отцовское лицо в это лето сделалось каким-то полупрозрачным, словно луковая кожура, и вены у него на руках непонятно почему проступали очень ярко — ярко-голубые, ярко-алые. Под глазами залегли мешки, плечи ссутулились, волосы поредели. Он выглядел на все свои шестьдесят, даже, пожалуй, старше.
Но в то утро его глаза цвета бутылочного стекла отчасти наполнились былой энергией, как и его речь.
— Никогда не догадаешься, кто приезжает к нам в город, — проговорил он.
— Кто?
— Твой брат Дэнни собственной персоной.
Ага. Тогда понятно. Возлюбленный отпрыск. Блудный сын.
— Дэнни приезжает? А где он был?
— Где он только не был! — ответил Томас. — Прислал мне длиннейшее письмо, которое пришлось читать целых пятнадцать минут. Он побывал в Талсе, в Остине, даже в Мехико. Недавно, судя по всему, посетил Нью-Йорк. А вот завтра прибывает в наш город.
— С Норой?
— Ее он не упоминает, — произнес Томас тоном, который показывал, что и он предпочел бы ее не упоминать.
— Он не пишет, зачем приезжает?
Томас покачал головой:
— Просто сообщил, что будет здесь проездом. — Он замолк, оглядывая стены, точно никак не мог к ним привыкнуть. Может быть, так и есть. Да и кто бы привык, кроме тех, кому приходится. — Ты справляешься?
— Ну, я… — Джо пожал плечами.
— Да?
— Стараюсь, папа. Стараюсь.
— Что ж, это все, что тебе остается.
— Ну да.
Какое-то время они смотрели друг на друга сквозь сетку, и потом Джо все-таки отважился поднять записку над коленом и протолкнуть ее отцу.
