Появятся ли отрывки из Вашей юношеской поэмы в «Опытах»?[54] Мы, уже много недель назад, очень рекомендовали ее Иваску[55]. Но это такой критик, что с ним трудно иметь дело. Притом он Вас, наверное, побаивается после Вашего выступления в «Опытах»[56].
Как идет Ваше учение? Никак только не могу понять, на что Вам в Америке польский язык[57]. Разве Вы собираетесь его преподавать? И где и кому? Учиться польскому языку, должно быть, нелегко и довольно скучно — ничего нового он Вам не дает.
Писал ли Вам Струве по поводу ругани с Гулем?[58] И как Вы находите стиль Струве, книгу его Вы, я знаю, цените[59]. Но стиль?
Ну, вот и все на сегодня. Пожалуйста, продолжайте, или — вернее — начните снова писать стихи. Очень, очень и очень жаль, если Вы будете и дальше упорствовать в «неписании» и считать себя не-поэтом. Ведь вся наша с Г<еоргием> В<ладимировичем> дружба к Вам пошла с «Гурилевских романсов». С поэтом. А с не-поэтом, зная Вас за поэта, как нам быть? Пожалейте нас — и раз Вы сейчас в польской стихии — «Восстань и вспомни, Сам ты Бог!»[60]
С самым сердечным приветом
<На полях:> Г<еоргий> В<ладимирович> Вам сердечно кланяется. И по поклону от меня всем членам Вашего семейства. Особенно глубокий В<ашей> жене.
<14 января 1957 г.>[61]
С Новым годом!
Дорогой Владимир Федрович,
Желаем Вам и всему Вашему семейству всяческого благополучия и удачи во всем в 1957 году.
Я не смогла Вам ответить сразу, так как ужасно простудилась в нашем нетопленом доме и пролежала две недели. Думали, что начинается воспаление легких, но впрыскивания инсулина прекратили его. И вот в первый день нового года — по старому стилю — я настолько поправилась, что могу поздравить Вас.
Но Вы, должно быть, не празднуете старо-стильного Нового года. Это только мы, зубры-эмигранты. Впрочем, я таклюблю праздники, что готова праздновать любые и всегда справляю именины на Антона и на Ануфрия[62], не только свои, но и всех близких.
Вы ошибаетесь, Г<еоргий> В<ладимирович> не не хочет, а не может Вам написать. Он очень даже хотел бы — Вам, как никому другому, т. к. он полн к Вам не только дружбы, но и нежности, совсем не свойственной ему. Но у него от малейшего усилия, просто от того, что он садится за стол и берет перо в руку, начинает болеть голова.
За короткое письмо он платит бессонной ночью, а это, конечно, несоразмерная плата. Все же он почти каждый день говорит — сегодня непременно напишу Маркову. Ваши письма он читает по несколько раз. Так что продолжайте, пожалуйста, писать ему. И мне тоже, пожалуйста.
