Герои Смуты | страница 4

Тем, кто видел старый фильм «Минин и Пожарский», должен быть памятен персонаж рязанского воеводы Ляпунова — тяжелая фигура воина на коне, окладистая, мужицкая борода, про которую в исторических романах обычно пишут: «черная как смоль». Раненый Пожарский, которого увозят из Москвы после страшного мартовского пожара 1611 года и боев в столице, виноватый разговор с ним воеводы Ляпунова и упрек, брошенный ополченцам: «Опоздали!» Вся эта картина — не больше, чем кинематографический вымысел, хотя бы потому, что такая встреча не могла случиться. Раненого Пожарского увозили из Москвы в суздальскую вотчину по одной дороге на северо-восток, через Троицесергиев монастырь, а ополчение Ляпунова двигалось по другой — со стороны Коломны… Но это детали, которые интересны прежде всего историкам. Идея же общего союза Пожарского и Ляпунова, пожалуй, схвачена верно: восстание в Москве 19 марта 1611 года и поход Первого земского ополчения действительно связаны между собой.

В годы Смуты судьба не раз сталкивала стольника князя Дмитрия Михайловича Пожарского с рязанским воеводой, думным дворянином Прокофием Ляпуновым. Умеренный и даже в чем-то консервативный князь Пожарский, никогда не метавшийся в своих политических предпочтениях, вряд ли мог благосклонно относиться к Ляпунову, чьи безудержные порывы иногда повергали в шок современников. Ляпунов, вторгаясь в политические дела, каждый раз увлекался всерьез, для него они становились вопросом жизни и смерти. Вспомним, что происходило с рязанским дворянином в Смуту: сначала Прокофий Ляпунов участвовал в мятеже против Годуновых, потом вступил в союз с Иваном Болотниковым. В решительный момент бросил повстанцев, пришедших в Москву с именем самозваного царя для свержения царя законного — Василия Шуйского. Впрочем, царь Василий Иванович, происходивший из суздальских князей-Рюриковичей, сам оказался у власти в результате переворота, но это другая история. Как писали о царе Шуйском в Хронографе 1617 года: «Возведен бысть в царский дом, и никим же от вельмож не пререкован, ни от прочего народа умолен, и устройся Россия вся в двоемыслие: ови убо любяще его, овии же ненавидяще»