— Чего ты ждешь, бычок? — шепнула Арсиноя.
— Любуюсь, — лаконически ответствовал Рефий.
Царица шаловливо изогнулась, распахнула глаза, чмокнула воздух вытянутыми в трубочку губами. Глубоко вздохнула, улыбнулась:
— Лучше отведай... Поглядка — не прибыль.
— Как знать, — пробормотал начальник стражи.
И сказал правду.
Хотя невразумительную, невнятную, навряд ли вполне осознанную им самим.
Ибо Рефий, идеальный сторожевой пес, гроза подчиненных, негласный командир островного сыска, непревзойденный боец и несравненный мастер пыточных дел, расплачивался сейчас за наиболее непривлекательную сторону темной и жестокой своей натуры.
Он совершил ошибку, допустил по недомыслию невольный просчет. Хотя и выбирать особенно не доводилось: попробуй, оставь приглашение Арсинои без приличествующего внимания! Можно и должности лишиться ненароком... Но теперь-то, теперь... А?
Садист и палач от рождения, Рефий приходил в любовную готовность лишь примучивая женщин, которыми обладал. Многие шлюхи, многие простые горожанки и некоторые придворные дамы отлично разумели это и старались не противиться, тем паче, что в монетах у начальника стражи недостатка не ощущалось, а уж скаредностью Рефий, надлежало отдать ему должное, не страдал. Впрочем, легко быть щедрым, ежели каждый и всякий кидонский купец или торговец готов немедленно и зачастую безвозвратно ссудить кругленькой суммой... Поелику знакомство со столь выдающейся и важной личностью могло сослужить немалую службу, избавить от множества мелких и крупных затруднений... Короче, к двадцати трем годам Рефий обнаружил, что не испытывает ни самомалейшего возбуждения, коль скоро не вправе или не властен учинить над женщиной вопиющего, обычного или, на худой конец, мелкого надругательства.
Но попробуй, учини подобное с повелительницей Крита!
Рефий стоял столбом.
И отчаянно пытался представить Арсиною поверженной на ложе пыток, беззащитной, отданной на растерзание и позор.
Однако воображение у подобных особей работает нелегко. Бедолага медлил, стараясь вызвать хотя бы незначительное восстание плоти.
Безуспешно.
Единственным итогом его мысленных потуг были жаркая испарина на челе да противный холодок в чреслах.
Многажды испытанный, закаленный в любовных (точнее, сладострастных — любить Рефий не умел) сражениях уд съежился и подобрался, как перед рукопашным боем, когда тело непроизвольно стремится стать наименее уязвимым.
— Ну, иди же ко мне, — проворковала Арсиноя, приоткрывая уста и приспуская веки.
