— Валентина Сергеевна, я вам чучела сделаю. Знаете, тетеревятник на суслика пал, вцепился когтями и поднимается. Крылья у него — одно по земле, будто суслика прячет, а другое оттопырено, воздух на подъеме гребет. Я в городе в охотничьем магазине видел — в точности сделаю.
— Нет, такого не надо.
— Почему?
— Это же жестокость, убивать… ястреб, суслик…
— Суслик ведь вредный.
— Все равно.
— Тогда глухаря на току сделаю. Сделаю, а?
— Это другое дело. Только так, чтобы он пел.
— А как же. Шея вытянута, глаза закрыты… Я чучела умею — дедушка научил.
Летом Валентина Сергеевна уехала домой в Воронеж, вышла замуж и в Каранах уже не вернулась. Вместо нее приехала Мария Мироновна, женщина уже в годах, относившаяся к своему предмету, как к кормильцу, а не как к песне. От тоски по Валентине Сергеевне, от того, что предмет уже назывался не «зоология», а «анатомия» и не был связан с тайгой, Костя загрустил и однажды с тоски так нагрубил Марии Мироновне, что Модест Петрович, директор, не счел возможным его простить.
Ушел Костя в армию, недолюбив и недоучившись. Десятилетку кончил уже на флоте, даже осилил один курс юридического института. С любовью обстояло сложней. Были знакомые девчата, письма, встречи, но все — не то. Уговаривал девушку встретиться, хотя знал, что удовлетворения встреча не принесет, просил писать, но письма читал без интереса. И все ждал, ждал настоящего.
С Наташей у них все произошло как-то неожиданно.
Еще из писем никому
«Ты никогда не слышала тайги. Ночной, осенней тайги. И хорошо, что не слышала. Это — страшно. Сегодня ночью я проснулась как будто от толчка. Последнее время так со мной бывает иногда. Вероятно, от того, что засыпаю я невесело. Я была убеждена, что в этом месте мы обязательно найдем золото. И не через неделю (мы здесь копаем уже неделю. Ужас! Того и гляди начнутся морозы), а прямо-таки на следующий день. Не нашли. Ни на следующий, ни на пятый, ни на седьмой. Я засыпаю под впечатлением неудачи, засыпаю сразу, будто проваливаюсь в сон, потому что за день так устаю, что не остается сил даже на мысли. Чаще всего усталости хватает до утра, а иногда, вот так, как сегодняшней ночью, просыпаюсь. Обычно, пробуждаясь, проходишь несколько стадий, осваиваешься с реальностью постепенно. Я же, если просыпаюсь ночью, то просыпаюсь моментально, будто отрубаю от себя сон. Сразу очень четкая ориентировка и ощущение чего-то непоправимого, что уже случилось или должно случиться. Постепенно это ощущение проходит, но остается неприятный осадок, от которого никак не освободиться.
