Задние колеса патрульного автомобиля выплюнули песок с грязью, машина окуталась тучей пыли и, зацепившись протектором за грунт, прыгнула вперед. Водитель, разгоняясь на извилистой дорожке, то газовал, то бил по тормозам и, резко вращая руль, превратился в подвижную цель. Дайана, пытаясь поймать водительскую сторону на мушку, выпустила шесть пуль. Стремительно освободила барабан от стреляных гильз и сорвала с пояса кассету быстрой перезарядки. Но когда вновь снарядила боеприпасами пистолет, машина, ее машина, моргнула стоп-сигналом, резко накренившись, вошла в поворот и, разбрасывая за собой камешки, скрылась в ночи.
Дайана посмотрела ей вслед. А затем взорвалась:
— Что б ты сдох, подонок! — И осталась глупо стоять. Даже не глупо, а ошалело глупо. Надо же так вляпаться!
Черт! Черт! Черт! Она топнула так сильно, будто старалась вбить в грязь всю злость на саму себя. Уши заложило — в них стоял звон от выстрелов. Легкие душила поднятая машиной пыль. Ее машиной! Вот непруха! Проходимец спер патрульный автомобиль! Что могло быть хуже этого? Так проколоться! Чтоб ему! Оставалось лишь стоять и слушать, как стихал звук мотора в ночи.
— Зараза! Дерьмо! — кипела Дайана, ругая непонятно кого: то ли угонщика, то ли саму себя.
Дайана обернулась, следуя взглядом за лучом фонаря, и шагнула назад по направлению к страшной картине под дубом. Около семнадцати лет. Может, и того меньше.
Дайна скользнула лучом по мертвому мальчику, отвела фонарь и, освещая местность, направилась дальше — к столу для пикников, вперед по стиснутой лесом замусоренной просеке. Здесь валялся обычный хлам. Но вот луч фонаря отразился от серебристой алюминиевой банки из-под «Серебряной пули». Здешние подростки предпочитали «Курс», и эта жестянка одиноко лежала в кустах. Решив подобрать ее, Дайана сошла с дороги, вынула из кармана авторучку и, чтобы не оставлять на металле отпечатков пальцев, подцепила ею банку за отверстие.
И чуть не споткнулась о второе тело.
Рядом лежало третье.
Дайана почувствовала, как что-то оборвалось у нее внутри, словно что-то отторглось от самого сердца. Разумеется, не невинность, но нечто подобное. Надежда или вера в человеческие возможности. Вероятно, она просто испугалась.
Девушки, тоже подростки. Руки и ноги стянуты липкой лентой. Рты заклеены. И все изрезаны. Множество колотых ран. Трусики отсутствовали. Бедра стали лиловыми от синяков.
Дайана стояла, смотрела и прислушивалась к ударам собственного сердца; она пришла в ужас при виде убитых детей и впервые ощутила, что значит находиться рядом с мертвым человеческим телом. Обезображенным. В желудке сделалось пусто, точно в надутом шарике, легкие сдавило, будто глубоко под водой. Она не могла ни сглотнуть, ни говорить. Застыла в тени и смотрела, как лес окрашивался то в красный, то в синий, то в белый цвета — это вращались проблесковые маячки на крыше прибывшей первой машины управления шерифа. В надежде никого не спугнуть, Дайана приближалась по коду «два» — без сирены, с одной световой сигнализацией.
