– Ну, ты Даня придумал, у меня в голове такого не было. А бревен то, сколько надо пилить?
– Так я сейчас измерю, все посчитаю, и примерно скажу.
Бабушка смотрела на меня, открыв рот.
– Данька ты цифирь знаешь!?
– Знаю бабушка, наверно Господь вразумил.
– Так может он тебя, и читать вразумил? Накося попробуй, – и она бухнула на стол толстенную книгу в деревянном переплете, потемневшем от старости, застегнутую на крючок.
Когда я снял крючок и открыл книгу на первой пергаментной странице старым церковнославянским письмом было написано " Травник".
– Так тут вроде Травник написано бабушка, а дальше я не разберу.
– Бабка смотрела на меня, вытирая слезы:
– Сподобилась чудо великое в конце жизни увидеть, убогий цифирь сам собой изучил и грамоту одолел. Слава тебе господи, я ведь думала, умру и оставлю сироту неприкаянную, будет юродивым ходить по людям.
– Не плачь бабуля, все будет хорошо, – сказал я и стал думать, чем точить пилу.
Пациентов сегодня не было, не было и хлеба, но зато у нас было две сваренные щуки и фруктовый взвар. А я рассчитывал, что в мои ловушки рыба продолжит заходить.
Следующий день начался работой, хоть я умел считать и читать, но в дереве не понимал ничего. И вместе с бабушкой ходил и размечал, какие деревья будем пилить. Свалили мы несколько сосен и распилили их на бревна метра по четыре длиной. Я точно помнил длину моей прежней ладони двадцать сантиметров, теперешняя, казалась практически такой же, и быстро сделал себе мерную палку примерно на четыре метра. Больше мы в этот день не работали. Я сходил, проверил морду, там кроме двух десятков плотиц, оказалось еще несколько раков, которых я тоже прихватил, жалея, что нет пива, с которым этих гигантов прошлого можно было бы употребить. У бабушки в небольшом горшочке были остатки то ли барсучьего, то ли медвежьего жира, которые она держала для приготовления мазей, и на нем эти плотички были пожарены, не очень вкусно, но зато питательно.
После обеда к нам привели мужика с жутко распухшей рукой, при взгляде на которую, мне сразу стало все ясно – флегмона. Бабушка начала свою песню про деготь, но здесь надо было проводить более радикальное лечение.
– Бабушка, здесь резать надо, – прошептал я ей на ухо.
– Молчи дурень, сама знаю, – также тихо прошептала она мне в ответ, – боюсь я, давно не делала, руки дрожат.
– Так давай я разрез сделаю.
Бабка долгим взглядом посмотрела на меня и согласно кивнула головой.
– Слышь Фаддей, надо руку резать, иначе или помрешь, или совсем отрезать придется, сказала она.
