Тревога и смятение охватили Турбаи. Предчувствие какой-то ужасной, непостижимо надвигающейся беды гнетуще пронеслось из конца в конец.
— Да что это; война или что?
— Разве мы разбойники?
— Смотрите, смотрите. Братцы!.. С пищалями, с саблями… Против кого?
— Может, вместо воли нас поубавить хотят?..
— Ах, боже милосердный!
— Это все панские денежки делают…
Как тростник под ветром, зашелестели, заметались, заволновались подавленные, растерянные люди.
— Что с нами будет?..
— Ах, предатели! Ах, звери! Что затеяли!..
Солдаты хмуро и недоверчиво размещались по хатам.
— Зачем вас пригнали сюда? — спрашивали турбаевцы запыленных загорелых егерей. — С кем вы воевать собираетесь?
— Да, говорят, бунт у вас тут получился… — отвечали те с некоторой неловкостью, видя перед собою мирных людей.
— Бу-унт? Да нам волю должны объявить!.. От царского сената! Сенат вырешил. Какой же тут бунт?
— Нам ничего неизвестно.
А в барских хоромах шла в это время совсем другая суета. Повара и стряпухи резали для приезжих гостей цыплят, кур, индюшек. Из погребов вынимались старые заграничные вина, разные домашние наливки, настойки, запеканки, к столу выбирались наиболее удачные соленья и приправы, из сундуков отсчитывалось ключнице парадное, затейливое столовое серебро.
Приезжие, умывшись и отряхнувшись от дорожной пыли, гуляли с любезными хозяевами по садовым дорожкам около помещичьего дома. Подстриженный на английский манер, сад был светел и просторен. Офицер, покручивая черные усики, увивался около Марии Федоровны, восторгаясь сельской природой, цветами, искусно устроенными садовыми клумбами и самой хозяйкой.
— Как ваше мнение относительно указа? — спрашивал тем временем Степан Федорович представителя губернатора, советника киевского наместнического правления, Корбе, отведя его в сторону.
— Не извольте беспокоиться, батюшка, — успокоительно улыбался тот.
В нем сказался хитрый обрусевший француз, желавший похвастаться знанием русского языка. Он взял Базилевского за пуговицу сюртука и, дружески понижая голос, весело зашептал:
— Помните твердо пословицу: «Закон, что дышло, — куда поверни, туда и вышло»… Правильно я говорю? — И Корбе закатился довольным, клокотавшим в горле смешком.
— А вы уверены, что исправник, стряпчий и весь суд так же думают?
— Какой вы чудак, какой вы наивный человек, Степан Федорович! Да они у меня вот где сидят, — решительно подмигнул советник отекшими веками, наглядно разжал и снова сжал перед собою пухлую руку. — А ваших людей, которые с бараньим упрямством казачьих прав добиваются, мы тугим узлом привяжем в ваше вечное подданство.
